№10(38)
Октябрь 2006


 
Свежий номер
Архив номеров
Персоналии
Галерея
Мастер-класс
Контакты
 




  
 
РЕАЛЬНОСТЬ ФАНТАСТИКИ

СМЫСЛ АТАКИ И ЛЯЗГ БОЕВЫХ КОЛЕСНИЦ

Григорий Панченко


1. Тени забытых танков

Колесницы достаточно явно делятся на легкие и тяжелые (противопехотные), запрягаемые соответственно зверями открытого пространства и танкового типа. И если легкие колесницы всегда уступают достаточно развитой коннице, то тяжелые — не обязательно. Что до «летающих колесниц», то они, хотя и способны на бой почти исключительно стрелковым оружием, все же неплохо защищены. Более того, при наличии некоторой магической или техно-магической помощи они способны держаться в воздухе самостоятельно, используя в качестве тягловой силы относительно небольших животных, не могущих нести в бой всадника (на земле это качество менее критично, потому древнейшие из боевых повозок действовали еще «на ослиной силе»).

К. Асмолов, Г. Панченко, «Конь» и «всадник»

####

...На восьми кованных железом колесах ставим дубовый же, покрытый броней возок. Спереди в бойнице устанавливаем два короткоствольных фальконета. Едет сия повозка сама без лошадей. Видите, тут сидения, а под ними ножные рычаги? <...> Сверху, в малой башенке, начальник сидит, а сзади кормщик — кормилом управляет, как на лодке. Огневой силы в танке, конечно, немного, но тут главный страх, что сама едет. Разбегутся татары, да и султанское войско дрогнет.

Б. Акунин, Детская книга

Ох, нет. Не разбегутся и не дрогнут. Почему — см. ниже.

А вообще-то перед нами — один из вариантов «тяжелой колесницы» (неважно, что в данном случае — на человеческом ходу), у которой в принципе есть шанс поспорить с развитой конницей. Но шанс этот, прямо скажем, весьма теоретический. Многих современных знатоков военной истории время от времени охватывает раздражение: да что ж это предки, дубье стоеросовое, никак не догадывались использовать броневые повозки, вполне реальные на их античном-средневековом-ренессансном и т. п. уровне технологии?! Ведь достаточно вот так соединить станковые щиты, да сяк припрячь изнутри или сзади лошадей, да этак разместить в бойницах что-то стреляющее — баллисты, обычных лучников с арбалетчиками, но чаще всего, конечно, ранние пушки либо иные огнестрелы малого калибра… И получится очень неплохое сочетание защищенности, подвижности и огневой мощи!

А предки, представьте, дураками не были. И подобные устройства они время от времени действительно использовали. Очень редко — в полевых сражениях, чаще (но тоже не часто) — при осаде, иногда (опять-таки нечасто) в боях «смешанного типа». Отчего это не стало сколько-нибудь массовым явлением? Да по той же причине, по которой мы, в общем, не слышали о громких победах, одержанных при помощи таких вот протопсевдоквазитанков.

Дело в том, что НА САМОМ ДЕЛЕ в «до-танковый» и вообще домоторный период было очень трудно по-настоящему совместить все три фактора: оборонительную защищенность, наступательную боевую мощь и реальную подвижность (каковая предполагала вдобавок еще и хотя бы сносный обзор плюс приличную управляемость). Лучше всего это получалось в условиях такого одноместного броневика, каким являлся… закованный в латы рыцарь на аналогичным образом защищенной лошади.

А вот «панцервагену» любой эпохи и любой же конструкции приходилось идти на уступки. Чаще всего из вышеназванной триады ему приходилось выбирать два основных фактора, причем даже они совмещались далеко не идеально; третий же вообще присутствовал так-сяк.

Чаще всего этим третьим фактором, которым допустимо почти пожертвовать, оказывалась подвижность. В результате практически все из тяжелых закрытых боевых повозок были устройствами не то что малоскоростными — но, прямо скажем, от силы «не совсем неподвижными». То есть по полю боя они именно ползли. Иногда, на рывках — с большей скоростью, чем способен развивать пешеход. Но куда чаще — не быстрее, чем движется в атаку очень тяжело вооруженный пехотинец, который при этом еще и совсем не спешит.

А те повозки, которые перемещались с безумной быстротой конницы, идущей крупным шагом или даже рысцой, — они обязательно имели «дыры» и в защитном, и в атакующем вооружении. Так что ничего удивительного: чаще всего мы видим не колесницу в собственном смысле слова, а умеренно-подвижную осадную конструкцию. Причем проблемы перемещения и активного воздействия на противника эти повозки решают в общем-то порознь. Броня и хитроумные способы запряжки (или, если угодно, подключения человеческой силы: при помощи педалей, воротов, а то и вообще по принципу «взялись-покатили!») — для того, чтобы доставить конструкцию на нужное место без потерь. Как правило, это «нужное место» — слабый участок стены, городские ворота… пролом, из которого вот-вот хлынет волна контратаки… Или наоборот: осадная башня, осадная же «стеноломная пушка» и прикрывающие их полевые укрепления осаждающих, которые непременно надо разрушить прежде, чем осажденным будет нанесен непоправимый ущерб.

Подведя под вражеским обстрелом свой «танк» в стратегически важную точку, команда останавливалась, наводила на цель свое стреляющее устройство основного калибра — чаще всего это была пушка — и стреляла. Вот именно так, а не с хода. С хода могли в крайнем случае постреливать из «вспомогательного калибра»: из ранних ружей, легких пушечек и всяких промежуточных между ними стволов, которыми Средневековье в XIV–XV веках было богато.1 Ну и из стрелометного оружия. И этот огонь велся отнюдь не по главной цели, ради которой вообще выходили «на дело», а лишь по вражеским воинам, пытавшимся воспрепятствовать передвижению… ну ладно, колесницы. А всяческие серпы и острия, которыми частенько была усеяна ее, колесницы, фронтальная часть, служили этой же задаче. То есть они не то чтобы должны косить врагов, когда колесница врезается в их, врагов, боевые порядки: это «врезание» вообще нелегко себе представить. Нет, их задача была гораздо скромнее и реалистичней: помешать врагам с наскока перейти в контратаку, броситься на штурм этого подвижного укрепления, которое, как ни крути, куда слабее крепостной стены…

И огневая (тем более стрельная), и, так сказать, «серповая» мощь боевой повозки для этого отнюдь не достаточны. Так что эту повозку прикрывают огнем все, кто только может: пушкари или баллистерии, лучники, арбалетчики или аркебузиры (не мушкетеры: во времена мушкетов такие «колесницы» сделались, как мы вскоре увидим, почти неприменимой экзотикой)… Прикрывает ее конница и пехота, сама при этом, разумеется, подставляясь под обстрел, пусть и не такой плотный, ибо на самом опасном месте — панцирное «чудище». Прикрывают, в конце концов, другие «чудища» классом пониже — или все те же пехотинцы за цепочкой станковых щитов, поставленных на колесные тележки, а то и вообще взятых на плечи в боевом построении типа римской «черепахи»… Пожалуй, такое построение (а заодно примыкающие к нему «малые чудища») — хороший способ доставить поближе к вражеским позициям не огнестрельную повозку, а попросту десантный отряд. Но это другая тема.

Вообще-то тут перед нами уже система подвижной обороны. Она не сводится ни к гуситскому табору, ни к общеевропейскому (пускай с «германским акцентом») вагенбургу — хотя это и наиболее классические образцы.

Сразу предупреждаем: не следует переоценивать их подвижность, этот фактор задействовался скорее перед боем, чем во время. Лихо катящийся на врага гуситский табор в «полной сборке» потребует совсем иных материалов, да и тягловых животных, чем те, что доступны в нашем мире. Поэтому оставим его фантастике — или… чешской патриотической фантазии. Немецкой патриотической фантазии оставим, соответственно, вагенбург (лучше уж его, чем иные, гм, лагеря), русской — гуляй-город, очень близкий аналог всего перечисленного… Патриотической фантазии Украины тоже найдется что оставить: запорожцы не хуже чехов сооружали укрепления из соединенных воедино телег, иногда надстроенных «барьером безопасности» в виде привязанных к ним пленников… Ой, этим гордиться не приходится, этого лучше даже не вспоминать (ведь не вспоминают же за собой такого потомки гуситов!). Так что вернемся к реалистической фантастике или фантастической реальности.

Маленькое уточнение. Что представляет собой броня нашего колесничного чудища? Чаще всего — сборный блок из деревянных щитов, иногда целиком покрытых кожей, но лишь местами усиленных металлом. На «цельнометаллическую оболочку» в реальности ни стали, ни меди не напасешься. В фантастике, конечно, возможны и непредсказуемые покрытия

Общепринятая версия такой брони защищает от практически любых снарядов, выпущенных из ручного оружия, огнестрельного или какого угодно. Способна она и чуть-чуть ослабить удар артиллерийского огня или картечи — но… лишь если бьет по ней артиллерия переходного, неустоявшегося типа. Поэтому батарею осадных пушек — а хоть бы и одну пушку — такой «броневик» должен штурмовать отнюдь не в лоб. В эпоху детства артиллерии это удавалось достаточно легко: при всей медлительности колесных «броневиков» навести на какой-либо из них тогдашнюю тяжелую пушку было не легче, чем отбойным молотком убить муху. Собственно, если противник вообще начинал такое делать — это уже можно было считать малой победой. Вернуть пушку в прежнее положение и возобновить стеноломный огонь удалось бы лишь через пару суток.

Но когда артиллерийское детство сменилось артиллерийским отрочеством (а это произошло даже чуть раньше, чем мушкет начал осознавать свои возможности) — панцирные мускулоходы на человечьей или конской силе тут же впали в состояние полной беспомощности. И стали забываться столь стремительно, что у потомков возник соблазн считать, будто их и не существовало никогда.

Ситуация попыталась измениться в XVIII в., но не смогла. В XIX — смогла бы, но пыталась недостаточно (может быть, и к счастью). А в ХХ, увы, действительно изменилась…

Но обо всем этом — позже.

Пока же вернемся к той средневековой реальности, которая фантастичней любой фантастики.

Дело в том, что, по крайней мере, в итальянских войнах боевая повозка была довольно распространенной принадлежностью уважающей себя армии. Назвать ее «колесницей» тяжело: эти повозки не неслись впереди войска, сея смерть во вражеских рядах, — при наличии рыцарской конницы такие штуки не проходили. Но…

Каррочио2 — так звались эти устройства — играли роль, пожалуй, умеренно подвижной крепости. Гораздо более подвижной и, главное, более автономной, чем «составные элементы» вагенбурга. При этом никаких особых стен у каррочио не имелось. Это был мощный помост на высоких прочных колесах, влекомый то парой, то четверкой лошадей. Отбортовка каррочио довольно часто усеивались всяческими остриями, так что штурмовать его следовало с оглядкой. Усеивали ли эти острия также дышло и колесные оси? Трудно сказать; вряд ли. Как обеспечивалась безопасность лошадей? Вероятно, индивидуальной броней (а может быть, и никак: у врагов обычно не было к ним подступа вплотную). Во всяком случае, людей, находившихся в открытом кузове, защищали прежде всего их собственные доспехи.

А людей там было много: два десятка — не предел. Командный состав, стрелки, отборные бойцы… иногда — наиболее привилегированные из раненых, которых непременно требуется уберечь… А также, между прочим, тактический запас оружия: от мечей до многочисленных «упаковок» арбалетных болтов. И — отрядное знамя, которое, кроме символики (до сих пор неизменной!), в то время было вдобавок важнейшим ориентиром, средством управления войском.

В общем, при обычных обстоятельствах каррочио оставались в задних рядах, выполняя функции командных и наблюдательных пунктов, передвижных арсеналов и т. п. Если же дело складывалось плохо — то войско отступало до уровня каррочио, причем сами эти повозки, загодя развернувшись, оказывались обращены к врагу задним бортом, наиболее трудноштурмуемым. Тогда вокруг каррочио — и с них самих! — завязывался наиболее ожесточенный бой, они становились очень эффективными узлами сопротивления, «ключевыми высотами», позволявшими переломить ход схватки. А потерять каррочио по тем временам — такой же позор, как в XVIII–XIX вв. потерять орудийную батарею…

Так что же, итальянские «броневики» — последний козырь при отступлении? А в атаке от них особого прока нет? Любители атак, успокойтесь: есть прок. В отдельных (ОЧЕНЬ отдельных!) случаях основной «рабочей частью» такого кара был не кузов, а собранный из нескольких станковых щитов блок, расположенный перед лошадьми. Примерно так же, как оснастка пушки на первом рисунке к этой статье. И данный сверхщит был щедро снабжен отточенными «серпами» и «пиками».

Сомкнув ряд таких щитов, словно ножи выстроившихся в шеренгу бульдозеров, наступающее войско могло поставить противника в достаточно затруднительное положение. Особенно — если ресурсов хватало, чтобы выстроить несколько таких «бульдозерных цепочек» для действий на разных направлениях, создавая угрозу охвата.

Конечно, тут появлялась возможность для контригры. Противник мог попытаться сломать вражеское построение на тех участках, которые не были прикрыты линией щитовых колесниц; мог затруднить их продвижение вперед (это было вполне осуществимо при их малой проходимости, невеликой скорости, слабых возможностях маневра и скверном обзоре); мог, наконец, их поджечь, разрушить или опрокинуть — они ведь и в самом деле уязвимее крепостной стены. Но при грамотном командовании и подходящей местности (вот именно!) такие серпоносные повозки несколько раз становились важным военным фактором.

Любители наступательных военных действий, вы удовлетворены? Напрасно: атака все равно получалась «теснящая», а не скоростная, шаговым аллюром. Вообще-то для нее даже лошади не требуются: можно обойтись и бычьей упряжкой. Так что от колесницы все это даже подальше, чем каррочио…

Хорошо фантастам: запряг в щитовую повозку монстров посильнее или посвирепее лошадей; возможно, даже вывел их трицератопсообразные морды на лобовую часть щита, как весомое дополнение к стальным шипам да лезвиям, — и вперед. Или магией увеличил прочность и уменьшил вес материалов. А может быть, за счет той же магии подрастил выносливость стандартной лошади, переменил управление вожжами на телепатический приказ, обеспечил водителю (как иначе его называть?) некий экстрасенсорный глаз, позволяющий видеть сквозь толщу щита. Либо и того проще: при помощи магии, телепатии, эмпатии, список прилагается — чуть-чуть повысить дрессируемость даже не фэнтезийных монстров, но самых что ни на есть земных, «наших» гигантов вроде слона или носорога.

(Строго говоря, слон и без магии способен все необходимое понять даже лучше, чем лошадь. Но ПОнять и ПРИнять — слишком разные вещи. Могучий инстинкт слоновьего самосохранения вкупе с развитым интеллектом сплошь и рядом заставляют толстокожего великана воздержаться от таких правил смертельной игры, с которыми обученная лошадь в общем-то не спорит. А если учесть, что заупрямившийся слон поддается силовому управлению гораздо хуже лошади…)

Короче говоря, все это в фантастике получится более-менее легко, но вот в реальности — не то что трудно, а вообще никак.

Конструкторам прошлых веков было трудно и обидно смириться с этим фактом. Поэтому многие из них в тоске по колесницам (ведь античные авторы, перед которыми только что научились преклоняться, так «вкусно» писали об этом роде войск!) бросились в околофантастическое изобретательство. Наиболее известны сейчас, пожалуй, проекты Вальтурио, недавнего предшественника Леонардо да Винчи. Если заменить одну лошадь на хотя бы пару и покрыть их броней — пожалуй, этот проект можно было бы и пустить в серию. Другое дело, что особого смысла в том пространстве-времени он все же не имел: кому нужна такая колесница при наличии высокосовершенной конницы?

Но разработки Вальтурио пользуются известностью не сами по себе, а прежде всего потому, что на них остановил свой взгляд Леонардо. Остановил — и творчески развил, поднял на небывалую высоту конструкторской мысли. Во всяком случае, так принято считать.

Тут мы подошли к довольно щекотливому вопросу.

О колесницах Леонардо знают все. Конечно, это шедевры мысли и шедевры изобразительного искусства, даром что сохранились они лишь в виде небрежных набросков. Три (или четыре: одна зарисовка не совсем понятна) типа серпоносных колесниц, у которых «рабочие органы» вращаются подобно ножам газонокосилки, готовые рассечь врага примерно на уровне бедер. Два типа «булавоносных» колесниц, у которых подвешенные на цепях дробящие боеголовки вертятся скорее в стиле карусели, нанося удары на уровне головы и плеч среднестатистического пехотинца. Один пружинный боевой механизм, тоже из породы серпоносных, в котором лошади, похоже, употреблялись лишь для того, чтобы завести пружину мотора, после чего «колесницу» следовало отцепить от упряжки — и на шеренги пикинеров она должна была поехать сама, уже без участия коней и человека, грозя лезвиями вращающихся кос. И один «танк» в виде летающей… нет, все же ездящей тарелки с вооружением из легких пушек и копий по периметру.

«…Также устрою я крытые повозки, безопасные и неприступные, для которых, когда врежутся со своей артиллерией в ряды неприятеля, нет такого множества войск, коего они не сломили бы. А за ними невредимо и беспрепятственно сможет следовать пехота».

Речь, как видим, прежде всего о «танке». Но что это за текст?

Документ сей называется «О своих талантах и своем умении». Адресован он Лодовико Моро, властительному герцогу Милана. Боевая «колесница» танкового типа значится в нем под пунктом 6. А всего пунктов 10, и 9 из них посвящены военно-инженерным предложениям. В последнем же пункте Леонардо мельком упоминает о своих гражданских специальностях, рекомендуя себя прежде всего в качестве, как бы сейчас сказали, ландшафтного дизайнера. Ну и совсем уж мимоходом называет свою готовность поработать ваятелем — но не вообще, а лишь по сооружению «заказного» монумента Франческо Сфорца, покойного отца Лодовико.

А дальше подробно перечисляются заслуги и умения в организации всяческих увеселений на открытом воздухе, от фейерверков до фонтанов, населенных красивыми рыбками. О живописи — ни слова.

При дворе Сфорца не ценили художников? Отчего же — очень ценили. Просто таков был приоритет ценностей самого Леонардо.

Итак, «танк». Недавно британские реконструкторы подвергли этот проект всестороннему исследованию, включая построение действующих моделей в натуральную величину. Сразу выяснилось, что ворот Леонардо изобразил «наизнанку» — но это как раз не грех, такое автоматически исчезает при превращении наброска в полноценный чертеж. Выяснилось также, что сил нескольких крепких мужчин вполне хватит, чтобы с черепашьей скоростью пустить танк в почти неуправляемое путешествие по очень ровному полю и выдержать этот черепаший темп несколько сот метров. Но… лишь в том случае, если каркас его сварен из тонких прочных труб, вместо «пушечных стволов», пусть и малокалиберных, установлены аналогичные трубы, а вместо брони — дощечки лишь немногим толще картона, вряд ли способные защитить даже от пинка, что уж говорить об ударе алебарды. Словом, конструкция оказалась не на проценты — в разы легче, чем можно было построить во времена герцога Моро.

При этом реконструкторам (среди которых были и профессиональные военные) хватило смелости лишь на осторожный скептицизм. Вообще же они высказались в том духе, что против пикинерских отрядов эта штука могла и сработать. Но на выражение их лиц при этом было стыдно смотреть. Потому что всем было ясно: лишь преклонение перед гением художника мешает признать — пикинерам при виде леонардовских «танков» грозила смерть разве что от смеха. Равно как и крымским татарам вместе с турецким войском — при виде того велотанка, который намеревался бросить на них самозванец Гришка, он же советский школьник Юрка из «Детской книги».

Облегченный образец леонардовского (да и акунинского) «танка» остановит любая кочка, и уж тем более любая пика, целенаправленно «подпершая» его край, как подпирают колом дверь. А от отдачи первого же своего залпа он попросту «сложится» внутрь себя, как карточный домик. Теоретически эти же опасности поджидают и полновесный вариант «танка», выполненный по технологиям Италии конца XV века и, пожалуй, Руси начала века XVII. Но на практике ему вряд ли грозила гибель от отдачи собственных пушчонок, поскольку он вообще не сумел бы толком сдвинуться с места.

Итак, сформулируем вывод: проекты Вентурио не имели особого смысла — но могли быть осуществлены. Если же говорить о «благородном безумии», то у Вальтурио есть и проект повозки на… ветровом ходу, при помощи не парусов, но мельничных крыльев! Реконструкции были осуществлены лишь в ХХ веке: прежде во всей Европе не нашлось Дон Кихота, желающего вложить деньги и труд в такую вот «боевую (а хоть бы и гражданскую!) мельницу». Разумеется, оказалось, что сдвинуть ее с места может лишь ветер ураганной силы — причем сразу вверх колесами. Но если уж дело в фантастичности замысла, то он налицо!

Реалистичнее в этом смысле поступил великий голландский математик (изобретатель десятичных дробей!) Симон Стевин, когда в 1599 году принц Мориц Нассау-Оранжский, штатгальтер Нидерландов, поставил ему задачу создать парусный ветроход. Сделав все необходимые расчеты, ученый попросту поставил на колесное шасси небольшой десятипушечный кораблик — и… сухопутный парусник бодро поехал по плоскому, как стол, голландскому побережью, сохраняя возможность брать галсы и занимать выгодную позицию для бортового залпа. Каковой залп ему, правда, за все годы службы так и не довелось дать.

Явные навыки фантаста продемонстрировал в 1558 году и немец Бертольд Хольцшухер, задумав и спроектировав свой «Василиск», габаритами превосходящий любой из современных танков. Двигаться эта машина должна была примерно по тому же принципу, что и «танк» Леонардо — но, к счастью, герр Бертольд не являлся великим художником, так что его фэнтезийный проект, как оказалось, можно со спокойной совестью и не объявлять чудом технической мысли.

Вот мы и вновь вернулись к колесницам да Винчи. Пора признать: все технические идеи Леонардо совершенно великолепны (в данном случае — страшноваты) по замыслу, однако воплощению в реальность никоим образом не поддаются.

Это касается и его повозок на конной тяге. Каждой лошади пришлось бы развивать мощность во много лошадиных сил. Да и способ атаки пикинеров довольно странен: он предполагает сочувственное отношение с их стороны. Иначе они могли, не мудрствуя, просто повернуться навстречу, выставить лес пик, заведомо превосходящих длиной вращающиеся косы — и никакая газонокосилка не преодолела бы этот рубеж «живьем».

В чем же дело?

Пожалуй, в том, что «код да Винчи» скрывает прежде всего вот какую информацию: великий Леонардо по складу творчества — полная антитеза неедякам класса «А»: «Доморощенные философы, неудавшиеся художники, графоманы всех мастей, непризнанные изобретатели и так далее. Инвалиды творческого труда. Упорство, чтобы творить, есть. Таланта, чтобы творить, нет, и на этом они сломались» («Отягощенные злом»). Причем антитеза ВО ВСЕМ. Главным образом, конечно, в соотношении упорства и таланта. Но и по пункту «Уровень потребностей у всех «неедяк» настолько низок, что выводит их всех за пределы цивилизации» налицо абсолютная противоположность взглядов…

Впрочем, история фантастических «колесниц» нашей реальности не с Леонардо началась, не им и завершается.

(Продолжение следует.)

1Такая «пестрота» главным образом связана с неустоявшимися представлениями о том, какую, собственно, задачу должно решать огнестрельное оружие. Когда в этом вопросе наступила ясность — сразу же определились и основные классы стволов. Впрочем, фэнтези ведь если и охватывает огнестрельные века, то чаще всего — именно их начало…

2Корень тот же, что и в грядущей «карете», и в том еще более грядущем «каре», который вообще-то — машина, автомобиль.



   
Свежий номер
    №2(42) Февраль 2007
Февраль 2007


   
Персоналии
   

•  Ираклий Вахтангишвили

•  Геннадий Прашкевич

•  Натал