ПРЕЛЕСТЬ «НОЛЬ»

Алексей Смирнов

Димке Коваленко, придумавшему это название

Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден,

то извергну тебя из уст Моих.

Откровение, 3, 16

1

Все навалилось одновременно: черная полоса. А начинался день обычно — как многие, как каждый.

Проснувшись, я, как и положено любому вроде меня, наощупь пересек комнату и наделся на термометр. Он у меня особенный, сделанный на заказ: повышенной прочности и со звуком впридачу. В противном случае могу сослепу не рассчитать и с разгона усесться на него с переизбытком страсти — не говоря уже о том, что я не в состоянии оценить показания зрительно. Усевшись, вскоре снялся; встроенный динамик — подобным голосом объявляют точное время — изрек привычное: «Прелесть — «ноль». Иного я и не ждал, и слава Создателю.

Для несведущих (откуда бы им взяться? процедура обязательна для всех) поясню: есть такая шкала. Термометры стоят везде, даже в бомжатниках, даже в тюрьмах и психлечебницах. Слышал собственными ушами, что даже в камерах смертников такие присутствуют. Ну, и стало быть, измеряют эти градусники «прелесть», и у всех она — нулевого значения. Не дай Бог, ниже — изолируют сразу. А с нулем — живи спокойно, пока живется. Или не живи, тоже случается. Выше нуля — опять же, сдается мне, плохо. Даже у Президента — «плюс ноль пять», цифра запредельная. Болтают, что встречается и выше, но это, по-моему, бессовестные байки для старых баб.

...А потом, на прогулке, какие-то сволочи убили мою собаку-поводыря. Я пристроился на лавочке, начал вдыхать запахи весеннего парка и впитывать его же звуки. На коленях у меня покоилась книга, отпечатанная шрифтом Брайля. Кадмон сел рядом и шумно дышал, вывалив язык. Он, Кадмон, был немецкой овчаркой. Тут я уловил запахи и звуки неприятного, угрожающего свойства. И так и не узнал, что за прелести из нулевых одарили меня отмороженным вниманием. Сперва — шаги, шагали четверо (я-то разбираюсь). Негромкий, торопливый шепот, потом Кадмон завизжал: ему сходу, без лишних комментариев, врезали по голове — два раза. Затем кто-то из этих прохожих переломил мою белую трость, сбил наземь очки, хрустнул, и этим все завершилось. На все про все ушло не больше минуты; четверка исчезла так же быстро, как появилась. Алкоголем от них не пахло, я не учуял.

Я что-то закричал, склонился к Кадмону, перепачкался в крови. Поискал обломки трости, не нашел. Маршрут, со всеми кочками и ямами, я помнил наизусть, однако это не могло послужить утешением. Я встал и побрел куда-то прочь — не к дому, куда бы всяко добрался, а по совсем незнакомой тропинке и, продвигаясь навстречу судьбе, вышел в переулок. Я вполне мог сойти за пьяного, но мне хотя бы в этом повезло: никто меня не остановил, никто не поволок в участок на принудительный градусник. До моего слуха донесся детский визг: некая мамаша подвергала капризное чадо стандартной экзекуции — заложила его пальцы в уличную ногтерубку. Ногте— и ухорубки расставлены у нас на каждом углу.

Вспомнив про свои окровавленные руки, я сунул их в карманы — черт с ним, с плащом. И, в конце концов, забрел в пространственную дыру. Эти сомнительные туннели множатся с каждым днем, дырявя мирозданье, их число возрастает в геометрической прогрессии. Никто не знает, откуда они вдруг народились и как с ними бороться. Все, что сумели сделать власти — обнести их заградительными флажками, а рядом поставить городовых, но последние, разумеется, от такого соседства чувствуют себя неуютно и при первой возможности спешат отлучиться в бистро, к табачному ларьку и просто куда подальше.

Короче говоря, я влетел и мог лишь бесплодно гадать, в каком окажусь месте.

Продолжение читайте в журнале «Реальность Фантастики №01(17) за январь 2005».