ШАРИК

Ярослав Шилович

Не знаю даже, как случилось то, что случилось. Просто какой-то сайнс-фикшн, ей-богу! Начну, пожалуй, по порядку. Проснулся я в тот день где-то в половине восьмого. Решил поспать еще минут пять — все равно на работу нужно только ко второй паре (я в киевском политехническом преподаю). Так вот, поспал я еще минут пять, проснулся, кое-как выбрался из-под одеяла.

Яська уже ушел в школу, Таня — на работу (она вместе со мной в институте трудится), а мама, наверное, к сестре уехала, или на базар пошла. То есть, я дома один. Редкая удача. На столе я обнаружил кастрюлю с порядком остывшей картошкой, рядом — пакет с бутербродами. Мама наготовила. Господи, как надоело ей говорить, что я столько не съем! Позавтракал, собрал все необходимое в сумку, оделся и отправился на работу. Я недалеко от института живу, так что пешком туда хожу. Через железнодорожное депо — это самая короткая дорога.

Возле канализационного люка грелись местные собаки. Они меня сразу узнали (они меня всегда узнают), и я, как обычно, поделился с ними своими «неликвидными» бутербродами.

Ну, значит, прихожу я в институт. У себя в кабинете залил воду в электрочайник, включил его и пошел на занятия — пускай себе булькает, сам, когда надо, выключится.

Пару я отработал, возвращаюсь в кабинет. Чайник уже вскипел, меня дожидается. Заварил я чай, жду, пока остынет. И тут звонит телефон. Я снимаю трубку — Гена, мой сотрудник, просит, чтобы я ему на вокзал термопары подвез — он через час с ними должен в Кандалакшу уезжать. Пошел я, значит, в подсобку, где эти термопары находились, взял их под мышку, вижу — на полке лежит металлический шарик. Маленький такой, вроде как из подшипника. Я его в руках повертел-повертел, да и положил на место: может, он для каких-то опытов предназначен. А потом думаю: «Да кому он нужен? Обыкновенный шарик. У меня дома целая спичечная коробка таких же». И сунул в карман — сам не знаю, зачем.

Про шарик этот я только через месяц вспомнил. Вытряхивал из пиджака всякий мелкий мусор, ну и наткнулся на него. Положил на стол, а шарик вдруг по столешнице покатился, прямо к краю. Вроде бы, ничего особенного. Ладно, думаю, пусть падает, потом найду. А шарик достиг края стола, сорвался вниз, цокнулся об пол, да как подскочит! Я так в кресло и плюхнулся. А он не останавливается — все выше и выше прыгает. Я опомнился, и — хвать его, пока эксперимент не зашел чересчур далеко. Так, думаю, что ж это получается? Бесконечно упругое вещество? Вечный двигатель? Осмотрел шарик со всех сторон — ничего особенного. Не магнитится. На свой левый глаз пальцем надавил — шарик раздвоился. Значит, не галлюцинация.

Засел я за компьютер, и стал отчет о наблюдаемом мною антинаучном явлении писать. Распечатал в трех экземплярах, и понес прямо в редакцию «Чудес науки» — это солидный научный журнал, у меня там знакомый работает. Спустя неделю статью мою опубликовали, и я отнес ее Антону Яновичу. Тот передал мой отчет Евгению Николаевичу. Созвали ученый совет. На нем я представил шарик. Решили провести публичный эксперимент. Поставили в аудитории электронный динамометр, положили на него шарик, сверху приладили гидравлический пресс. То есть, сделали так, что шарик стал посредником при передаче энергии от пресса к динамометру. Пресс включили, начали давить на шарик. Шкала пресса показывает силу давления пять тысяч ньютонов, а на динамометре — семь тысяч; на прессе — восемь тысяч ньютонов, а на динамометре — десять. Я наблюдаю за приборами, объявляю результаты, по ходу дела кое-что поясняю. И вдруг слышу: хруст неприятный из установки доносится. Я ору: «Спасайся, кто может!», хватаю со стены огнетушитель, высаживаю им окно, и в один прыжок оказываюсь на улице, благо аудитория на первом этаже. Вот тогда-то и началось! Разом вылетели стекла, из разбитых окон повалили густые клубы пыли — это были штукатурка и бетон, раздробленные моим «перпетуум мобиле». Крышу института шарик порвал, как старую газету. Куда он потом подевался, не знаю. А вечером в новостях передали, что на земной орбите вышли из строя три американских спутника.

Мой сын меня часто спрашивает: «Папа, как ты думаешь, есть ли еще где-нибудь во Вселенной жизнь?» Я так думаю, что, скорее всего, уже нет.