ИХ ПУШКИН — САМЫХ ЧЕСТНЫХ ПРАВИЛ!..

Владимир Пузий

Александр Зорич «Завтра война»: М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. — 443 с.

В последние годы все чаще и чаще научной фантастикой называют что угодно: сомнительного качества космобоевики, космические оперы, где «в космосе раздавались оглушительные взрывы» и т.д. Приобретая блестящие и привлекательные черты красивой упаковки, НФ изнутри — там, где были «идеи» и «мысли» — опустела напрочь. Отдельные исключения только подтверждают диагноз: тотальная гедонизация, обусловленная, в частности, соответствующими читательскими запросами. Как бороться с такой болезнью? Правильно, изнутри...

Именно так и поступил в романе «Завтра война» дуэт харьковских фантастов, пишущих под общим псевдонимом Александр Зорич. Свою новую книгу сам автор называет «ностальгической фантастикой», поскольку «хотя она про космос и про военных пилотов (а также про конструкторов космических самолетов, которыми эти пилоты управляют), это больше похоже на мемуары советских летчиков, нежели на «Звездные войны»». Такое определение является абсолютно справедливым, однако не полным. По существу, «Завтра война» — завернутые в цветной фантик (а как же — космопилоты! война с инопланетянами!! звездные баталии!!!) интересные и неординарные мысли. Причем, изложенные мастерски, со свойственной Зоричу дерзкой иронией.

Итак, сюжет. XXVII столетие, человечество активно осваивает планеты за пределами Солнечной системы, поскольку открыло Х-переход, во время которого преодолеваются значительные расстояния. Все человечество, или Великораса, делится на Объединенные Нации и Конкордию. В первом случае это что-то вроде современного западного демократического общества, во втором — общество, где произошла «ретроспективная эволюция» и которое начало жить по обычаям и законам зороастрийцев (конечно, с поправкой на реалии XXVII столетия). Есть также несколько негуманоидных рас, с которыми человечество пребывает в более-менее нейтральных отношениях. В начале книги одна из этих рас вероломно нападает на колонии человечества и, конечно, агрессоров надлежит проучить...

Обо всем этом мы узнаем от главного героя романа, кадета Северной Военно-Космической Академии — сообразительного, хотя и несколько наивного юноши, которого вместе с однокурсниками посылают «сражаться за Родину». Именно его глазами читателю предлагается посмотреть на наше будущее «по Зоричу». Персонаж выбран удачно, поскольку юноше придется много чему научиться, и читатель, соответственно, знакомится с миром XXVII века вместе с бравым кадетом, зовут которого... Александр Пушкин!

Вторая сюжетная линия посвящена судьбе конструктора тех самых «космических самолетов», флуггеров. Роланд Эстерсон, гениальный инженер, нанятый военно-промышленным концерном, работает над новой моделью истребителя. Постепенно Эстерсон начинает осознавать, что попал в пожизненное рабство к своим работодателям и решает бежать...

Сюжет разворачивается достаточно энергично. Читателю не дают расслабиться и перевести дух — и если он не совершит над собой волевого усилия, дабы замедлить процесс «заглатывания» глав, может пропустить много интересных мелочей. Ведь Зорич пишет не просто очередной космобоевик, хотя поначалу может сложиться именно такое впечатление. Однако, рассыпанные по всему тексту намеки свидетельствуют об ином. Сюжетно начало романа действительно «боевиковое», но по языку, стилистике — нет. Космобоевик не требует (более того — не предполагает и не прощает!) интеллектуализма, избыточных обращений к мифологии и истории. Если у Зорича инженера зовут Роланд, то истребитель, конечно же, будет «Дюрандалем» — эти «фишки» еще можно представить в космобоевике. Но компактный, многоязыковой переводчик «Сигурд», «Фелиция» — планета, где живут кошкоподобные аборигены (от латинского felis — «кошка»)... Наконец, все названия конкордианских планет, городов и звездолетов — позаимствованные из «Авесты» имена богов и других мифологических персожаней. Конечно же, знать их перевод для того, чтобы прочитать и понять «Завтра война», не обязательно. Однако, если все-таки не полениться и иногда заглядывать в словарь, текст заиграет скрытыми смыслами.

Многомерность романа «Завтра война» включает в себя и параллели с днем сегодняшним. Например, некоторые моменты в политических взаимоотношениях Объединенных Наций и Конкордии очень уж сильно напоминают наши «здесь» и «сейчас». Конечно, это не следствие чрезмерного стремления Зорича сделать свой роман злободневным, а скорее результат принципиального сходства (в менталитете, взаимном восприятии и т.д.) между обществом «живой религии» и таким, где религия и государство не слиты воедино. В своей новой книге Зорич выступает не только как профессиональный литератор, но и как культуролог, и делает при этом интересные прогностические зарисовки.

Между прочим, эрудиция автора (а она действительно незаурядна) неагрессивна к читателю. Хотя Зорич разбирается не только в мифологии, но и в астрономии (что для современных фантастов редкость), он не ударяется в избыточно наукообразные пассажи, которые мешали бы с удовольствием воспринимать написанное.

Однако ненизменная ирония — фирменный Зоричев стиль — никуда не делась. Вот, например, эпизод, где конструктор-беглец сталкивается с инопланетным чудовищем: «...существу не составляло труда протянуть к Эстерсону еще пару конечностей, добрый десяток которых оно теперь вальяжно держало над водой.

И было совершенно очевидно, что справиться с ними всеми конструктор был бы не в состоянии даже если бы каждое утро своей жизни начинал не поеданием душистого сандвича над техдокументацией, а трехчасовой тренировкой на силовых снарядах с перерывом на прием стимуляторов мышечного роста.

Даже в самом завиральном фантастическом фильме герой не справился бы с таким без гранатомета. А в менее завиральных фильмах даже импульсный огнемет не принес бы обреченному герою победы».

Удалое зоричевское подтрунивание над персонажами и — в первую очередь — над самим собой делает текст куда более симпатичным, нежели романы авторов, в которых чрезмерные серьезность и трагизм повествования зачастую представляются искусственными. Тут наоборот, за шутками и прибаутками проступает серьезность темы. Про которую, в общем-то, и нельзя говорить без иронии: больно уж она непростая.