СЕРГЕЙ ПОЯРКОВ: «ХУДОЖНИК, ЛЮБАЯ ТВОРЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ — ЭТО ПРЕЖДЕ ВСЕГО ХАРАКТЕР, А УЖЕ ПОТОМ — УМЕНИЕ РАБОТАТЬ»

Владимир Пузий

В декабрьском номере «РФ»-ки за прошлый год мы уже опубликовали интервью с киевским художником Сергеем Поярковым, тогда речь шла о Хаббардовском конкурсе, на котором Сергей стал сперва победителем, а потом и членом жюри. Однако причастность Пояркова к фантастике этим не ограничивается. Как мы и обещали, наши читатели могут прочесть продолжение разговора с Сергеем — ярким, часто противоречивым, но, безусловно, интересным собеседником. Теперь речь шла о зарубежных конвентах и «теории успеха по Пояркову».

— Прежде всего, расскажите нашим читателям немного о зарубежных конах — что они себой представляют, какая публика на них собирается?

— Старейший американский конвент — «Worldcon», первый «Worldcon» еще до войны прошел. «Worldcon»-ы назывались по тому же беспределу, почему бейсбольный чемпионат назывался «Мировой серией», хотя никто, кроме американцев, там не играет.

Проходили «Worldcon»-ы в разных крупных американских городах. Любители фантастики и сами фантасты встречали друг друга как два одиночества, общались, весело колбасились — в общем, приятно валяли дурака. Со временем это дело разрослось. И так как воображение поклонников фантастики менее ограничено, чем воображение поклонников бейсбола, решено было, раз уж у нас «world», то иногда его нужно проводить за пределами Америки. И хоть в основном «Worldcon»-ы проводятся в США, иногда биды выигрывают города неамериканские: в Европе, в Австралии... Например, мой первый «Worldcon» был в Глазго.

— А почему вообще художник Поярков поехал на «Worldcon»?

— Денег заработать! Я никогда не был фанатом конвентов: пообщаться, повисеть интересно либо в подростковом возрасте, либо для законченных фэнов. Есть люди, кого братья Стругацкие еще на «Аэлите» назвали «профессиональными читателями фантастики». Я вышел к тому времени из фанатеющего возраста, но, если уж называть все своими именами, как раз купил квартиру маме, надо было денег заработать. Как один из методов — поездка автобусом в Глазго.

На всех подобных конвенциях есть не только семинары и встречи с писателями, но обязательно арт-шоу, там люди продают свои работы ровно настолько, насколько им нужно продаться. Художники покупают себе место на выставке: я покупал бокс, три стенки буквой «П».

Большинство художников просто вешают работы и идут тусоваться на разных мероприятиях. А кто приехал работать — работает: стоит и продает. Причем выгоднее продавать «принты» — тиражные отпечатки, то, что стоит недорого.

Фэновская братия в основном не является зажиточной, но есть и миллионеры, для которых пара-тройка тысяч долларов не является деньгами. Однако нужно рассчитывать, что в основном народ будет покупать «принты». Я был на это сориентирован и очень неплохо продался, приехал домой — сразу же рассчитался за одолженные деньги на квартиру.

— И потом продолжал ездить на другие коны...

— Да, причем это не настолько сложно, как кажется.

Например, был шикарный «Worldcon» в Лос-Анджелесе, напротив «Диснэйлэнда». Конечно, в дорогом отеле — но обычно фэны находят места подешевле. Скажем, в двух кварталах мы нашли место в четыре раза дешевле. У нас была компания из «совка», которая приехала не тусоваться, а работать. График такой: смена с 9 утра до 9 вечера, завтракали так, чтобы до ужина есть не хотелось, и смену стояли, как шахтеры в забое. Заработал тогда 10 тысяч зеленых американских рублей. Неплохой подъем по тем временам.

— А кроме «Worldcon»-а где еще довелось побывать?

— Вторая конвенция, где я чаще всего появлялся, «Dragoncon». Она почти всегда пересекалась по времени с «Worldcon», а вот по профилю сильно отличалась. «Worldcon» более традиционная конвенция, там поколение постарше, серьезная аудитория. «Dragoncon» — конвенция молодежная, но и более коммерческая, веселая, там существенно шире диапазон выставляемого.

Попали мы туда все так же: по интернету нашли студенческое общежитие за 5 кварталов от места проведения, посмотрели карты, тарифы. И вперед! Хотя иногда, признаюсь, ехали в пустоту, искали, где жить, уже на месте, — и ничего страшного.

Вообще я к этому всегда относился как к бизнесу, сопряженному с развлечением, — но в первую очередь именно бизнесу. Я не мог понять, почему наша художественная братия тогда игнорировала эти конвенты. Сейчас ладно, на Украине массово появились клиенты, готовые платить 3-5 тысяч долларов за работу. Но тогда, в начале 90-х, такие деньги в Украине мало кто мог выложить за картину. И почему-то весь постсовок игнорировал такой метод заработка.

— А сейчас имеет смысл ехать?

— В принципе, если у человека есть желание, — конечно, имеет смысл. И, конечно, если есть соответствующий художественный уровень. Даже если с первого раза не найдешь себе постоянных клиентов, потом, на второй, третий раз, — обязательно, если ты человек с активной жизненной позицией. Опять же, это и стимул для многих учить язык.

Только я уже такими поездками для продаж не занимаюсь, с 2000-го года не был на конвенциях.

И еще, кстати, конвенции интересны для художника тем, что там можно получить всяческие награды. Это не столько денежно, сколько престижно, это то, что привлекает к тебе внимание, работает на имидж.

— Ну а помимо хороших заработков были какие-нибудь интересные впечатления от поездок?

— Конечно! Например, общение с «звездами» фантастики. Та же Энн Маккэфри, мы с ней коллеги, судим Хаббардовский конкурс (она — писателей, я — художников). Каждый раз, прилетая в Америку, из года в год долго и слезно жалуется, что это последний раз она перелетела через Атлантику, но эта традиция держится уже порядка десяти лет. Жалуется на плохое здоровье, и что она при смерти, но «нас все не покидает и не покидает» — и хорошо, дай его Бог здоровья!

С другими тоже встречался. Но, кстати, того же Гаррисона в Америке знают плохо. Он у нас раскручен больше, за счет еще советских времен, когда его том в «библиотеке современной фантастики» был дорогой в классики.

Но вообще «Хьюго» и «Небьюла» — маленькие локальные призики, которые широкому кругу людей, не фанатов фантастики, не известны, и у нас те, кто их получал, — «звезды», а там...

— За счет чего же выстраивается писательская иерархия на Западе?

— За счет продаж: сколько ты продал, сколько заработал. Но там нету деления на интеллектуалов и быдло. Они, как ни странно, очень терпимые — может, потому, что нету в таком количестве разговоров о духовности и мессианстве, как в России. Американцы добрые, отзывчивые, дружелюбные, тихо себе фанатеют от своей фантастики.

— Что может быть интересно на таких конвентах простому любителю фантастики, писателю? (При условии, что они знают язык).

— В первую очередь — пообщаться с единомышленниками. Ну и увидеть живьем всех этих Бредбери, Сильвербергов и прочих. Перед поездкой смотрите, кто является почетным гостем на коне, — и знаете, с кем удастся пообщаться, сфотографироваться, взять автограф. На таких конах всегда запланированы отдельные читательские встречи с почетными гостями.

Плюс — вполне утилитарная польза, когда классики мировой фантастики пишут короткий отзыв, в пару предложений, на вашу книжку. Его можно потом на своей книжке публиковать. Как говорится, бизнес есть бизнес.

— Реально ли пробиться на американский книжный рынок неамериканскому писателю?

— Пробиться можно — если ты уже очевидно успешен у себя дома. Это обстоятельство для Америки и есть доказательство, что существует предмет для разговора. Не став успешным дома, будучи писателем, смешно на что-то надеяться там. Америка — жесткий рынок.

Кстати, те, кто здесь ничего не добился, с меньшим пиететом относятся к успехом по завоеванию американского рынка, дескать, там места хватит всем. Но чем больше рынок, тем жестче конкуренция, качество продукта должно быть высочайшим.

— Насколько тамошние художники пускают/не пускают конкурентов?

— Никаких интриг. Когда я приезжал еще с плохим языком, мне наоборот, помогали. Художники конкурируют на белой бумаге, на холсте — в работе, а по жизни никаких интриг, наоборот, все друг другу помогают. Конечно, исключается любая зависть. Некогда человеку этим заниматься.

Когда я впервые приехал на Хаббардовский конкурс, я был уверен, что я — большой электровеник и чуть ли не гений в своем деле: я работал в нескольких крупных журналах, в издательствах и т.п., все шло отлично. В Америке я понял, что там все такие! И у меня до сих пор есть ощущение, что во всем цивилизованном мире драйв высок. И если там ты с четвертой на пятую передачу переключаешься, то здесь — с первой на вторую. У нас большинство творческих людей — это сборище сонных, злобно-грустных мух.

— Вы пытались для себя сформулировать, почему они именно такие?

— Наследие совка. Конечно, то, что я говорю, больше справедливо для начала 90-х годов, надеюсь, теперь, в связи с последними событиями в Украине, будут подвижки и изменения в лучшую сторону.

Что такое наследие совка? — человек считает, что ему кто-то что-то должен, он ждет от кого-то помощи. У неуспешных художников есть большая любовь к Ван Гогу как к «братану по помойке». Поэтому они так любят мертвых французов и не любят успешных художников-соотечественников, особенно тех, кто добился успеха сам. Для художника ненависть коллег по цеху — то, к чему нужно стремиться; мне нравится, когда меня не любят коллеги по цеху, злобно шипят и рассказывают обо мне всякие гадости за глаза, а в реальной жизни пытаются со мной сфотографироваться.

— А есть разница между ненавистью к человеку и критикой?

— Есть профессиональная этика. Для художника есть табу на критику собратьев по цеху: о собратьях по цеху или хорошо, или ничего. Потому что когда писатель начинает обсуждать своего более успешного коллегу, всегда есть подозрение, что это «жаба». А у профессиональных людей «жабы» не может быть. Они сосредоточены не на том, чтобы пристрелить из-за угла, а на том, чтобы профессионально превозмочь. Раз уж ты начал чем-то заниматься, делай это на полную катушку.

Вообще если художник рассказывает, что у него бывает такое, что нет вдохновения, возникает вопрос: «На хрена ты шел в художники?» У художника вдохновение должно быть всегда, если он из себя его выдавливает, — значит все, он не профессионал, это не его дело. Сторожевой пес должен кусаться круглосуточно!

Простой пример: если у нас будет тысяча балерин, всего три-четыре из них будут прима-балеринами, ну десяток на втором плане, остальным придется класть асфальт, кирпичи, лепить пельмени, няньчить чужих детей — деньги зарабатывать! Потому что мы не прокормим такое количество дармоедов. Художники, писатели, певцы, манекенщицы, балерины — мы, в принципе, дармоеды, мы ничего не производим. Нас не должно быть много. Мы выхватываем «пенки» у самого высокооплачиваемого слоя, который способен себе это позволить. И когда есть тысяча одинаково хорошо рисующих художников, нужно понимать: места на спине худосочного отечественного боливара хватит лишь для десяти преуспевающих.

— Как определяются эти десять?

— Тут подключаются другие способности: насколько хорошо человек умеет добиться желаемого. Художник, любая творческая личность — это прежде всего характер, и умение работать.

Мой любимый пример — Высоцкий. Как просто поэт — посредственность, забвение было бы его судьбой. Как актер — ну не Щепкин! Певец — ниже среднего однозначно. Вместе — человек-эпоха! Он берет совокупностью качеств.

Вот любой художник — это сочетание факторов. И не надо молиться на светлый образ Ван Гога. У него был богатый брат-галерейщик Тео, который всю жизнь его спонсировал. Если у вас нет богатого брата и вы сами себе не богатый брат — ну, ваше место в бухфете. Или среди балерин, укладывающих асфальт. Потому что никто никому не должен.

— А как Вы относитесь к теме «государство нам поможет»?

— Я очень надеюсь, что новая власть в Украине категорически пресечет любую госпомощь творческим союзам писателей, художников, композиторов, потому что творчество — это всегда высоко рентабельное предприятие. Человек, умеющий писать или рисовать, — всегда найдет как себя прокормить. Потребность в таких людях — огромная. Просто наши писатели зачастую не умеют писать даже как журналисты. И все жалуются, что их кто-то не понимает, что общество не доросло. Но неуспех нельзя оправдывать элитарностью. Лучше всего об этом сказал Марк Захаров: «Если вы такой элитарный режиссер, ставьте свои спектакли в лифте».

Если вам не помогают, это не оправдание неуспешности. И Пушкину, и Шевченко довольно сильно мешали и государство, и частные лица — но как-то они превозмогли все неблагоприятные обстоятельства и творчески состоялись.

Вообще вся история мировой культуры — это история успеха. Я неоднократно просил наших искусствоведов: ну так назовите мне великих бедных художников! Самый продвинутый назвал семь имен.

Да, есть, как исключение, какой-нибудь тюха, которого за уши вытащили, помогли. Но это все равно, что рассчитывать выиграть в лотерею. Человек, который на это надеется, дурак. Потому что богатые люди не покупают лотерейные билеты, их покупают нищие. Человек, который хочет заработать миллион, идет и его зарабатывает, благо мест, где можно его заработать, навалом.

Мой любимый пример — Кевин Андерсон, который пишет книжные сериалы «Звездные войны», «Дюна» и т.п. Он написал кучу бестселлеров. Он, смеясь, рассказал мне, что у него в началее карьеры было 800 отказов. И нормально! Если вы не готовы, что вас тысячу раз пошлют на фиг, а вы встанете, отряхнетесь и будете ломиться дальше, — не выбирайте себе творческую профессию! Никто вами не будет заниматься, кроме вас.

Вообще культуре нельзя помогать — ей нужно не мешать. Культура, которая не может выжить сама, будет неполноценной. Она не стоит того, чтобы быть. Есть какие-то вещи, которые не выживут сами, например, симфонические оркестры, да и то... Классическому искусству нужно помогать, но не современному.

Словом, в культуре должен действовать принцип из дурдомовского бассейна: «Научитесь плавать — тогда мы воду пустим!» Докажите в штыковом бою свое право на то, чтобы за деньги удовлетворять собственные творческие амбиции!

А те, кто добивается госпомощи, обрекают себя на прозябание: у государства никогда не будет денег на культуру. От минкультуры можно взять только авторитетную поддержку в виде письма.

— Но многие говорят о том, что ситуация с украинской книгой такова, что сама собой, без помощи извне, книга эта не выживет. Нужно ли, на Ваш взгляд, лоббировать интересы украинской книги?

— Только не методами насильственной украинизации! Главный враг украинской культуры — те, кто нудно говорит о ней, люди, просто паразитирующие на этом «священном» словосочетании.

Украинская культура будет подниматься за счет искренних энтузиастов. Малкович сделал для нее больше, чем все министры культуры за все 10 лет. Возьмите украинский перевод Гарри Поттера: прочтя первую книгу на украинском языке, вы и дальше захотите читать только такой перевод. Вот так нужно привлекать к культуре.

— То есть, просто работать и всё?

— Да, просто хорошо работать. Нудно пишущий на тему культуры — самый главный ее враг, этой культуры.

Конечно, нельзя насильно закрывать русские школы на западе и насильно открывать украинские на востоке. Но престижные вузы страны должны быть украиноязычные. Человек, идущий в большую власть, должен вольно, внятно владеть украинским. В делопроизводстве необходимо разрешить и русский. Только если человек хочет в этой стране выбраться на самый верх, знание украинского языка не подлежит сомнению. А если не хочет — не должен быть обречен быть только дворником.

— А как уже состоявшемуся творческому человеку не «забронзоветь»?

— Просто — общаться с нормальными людьми. Когда я общаюсь с мировыми величинами на Хаббардовском конкурсе, я понимаю, что полноценный успешный человек среди полноценных, таких же как он, ведет себя значительно скромнее. Брюс Уиллис, уж поверьте, в разы скромнее Киркорова!

Или вот пример. Я однажды наблюдал, как Джон Траволта весь день раздавал автографы в «Юнивэрсал Студиоз». И при этом не косился, не морщился. Это его работа, к нему подходили те, благодаря кому он популярен — и человек реально это понимал.

В этом суть: ты не выше этих людей! Есть те, кто в мире на три порядка популярнее тебя, — и об этом нужно всегда помнить.