ПЫЛЬ НА ПОДОКОННИКЕ

Дарья Булатникова

Магистр сидел под самым потолком на верхней ступеньке деревянной стремянки и читал. Нигде и никогда он не чувствовал себя таким умиротворенным и счастливым, как тут, среди старых пыльных книг, доверху громоздившихся на полках. Почти о каждом томике он мог рассказать, когда и где его купил, или от кого получил в подарок. Раньше ему часто дарили книги…

Скрипнула дверь. Прежде, чем закрыть книгу, Магистр дочитал абзац и аккуратно заложил страницу картонной полоской со своей монограммой. Дурацкая привычка, сохранившаяся с прежних времен и ставшая почти ненужной — он стал редко возвращаться к недочитанному. В следующий раз он возьмет другую книгу и опять откроет её наугад.

Аррадон, слегка уставший от долгой дороги, улыбнулся, приветствуя Магистра. Хотя то, что он застал его опять в библиотеке, не радовало. Вот уже третий год великий рассказчик не писал ничего, только читал. И читал только тут, в большой библиотеке. В малую, где в застекленных шкафах шеренгами стоят книги самого Магистра, он не заходил уже давно.

— Как вы, Игорь Теодорович? — Аррадон постарался, чтобы в его голосе не чувствовалось тревоги.

— А ты разве на монитор не смотрел? — иронично прищурился Магистр, спускаясь вниз. — Вот уж не поверю, Антоша.

— Не поверите, но не смотрел. Я же сам за рулем, а по вашим колдобинам колесить, так про все на свете забываешь. По-прежнему не хотите нормальную дорогу от станции проложить?

— Не хочу, потому что смысла не вижу. Ну, так что, привез обещанное? — Магистр налил из стеклянного кувшина воды в стакан и протянул Аррадону. Тот выпил залпом и кивнул.

— Привез. Надеюсь, что удастся его запустить. А где Алина, в саду?

— Да не знаю я, где она, — недовольно буркнул Магистр. Ему было стыдно признаться, что он фактически не замечал женщину, жившую с ним последние шесть лет, любившую его и всеми силами старавшуюся вызвать ответные чувства. Перед Алиной была Маргарита, высокая брюнетка с тихим голосом. Или Маргарита была перед Анной? Магистр досадливо поморщился, и это не укрылось от внимательного взгляда Аррадона.

Он давно играли в эту игру — великий Магистр, Рыцарь Разящего Меча и прочая, и прочая, и его верный и вечный поклонник Аррадон, преданный оруженосец. Они прошли все стадии игры — от благосклонности до ненависти, и пришли… Лучше было не задумываться о том, к чему они пришли.

А как все красиво начиналось. Оба хорошо помнили тот мартовский день, когда в кабинет Магистра ворвался в промокших ботинках и сбившемся набок клетчатом шарфе молодой биофизик Антон Полуянов, он же ярый почитатель написанных Магистром романов, взявший себя имя одного из его героев — Аррадона. Его глаза горели, слова сбивались в маловразумительные фразы и перемежались выкриками. Магистр к своим фанатам относился терпимо, но проявлений таких бурных эмоций не любил. Поэтому, переждав некоторое время, встал и железной рукой усадил обезумевшего Аррадона в кресло, велел Машеньке принести гостю чаю и приказал тому молчать, пока не успокоится.

Антон пил клубящийся паром густо-янтарный цейлонский чай и продолжал тихо, про себя, ликовать. У них получилось! Они достигли того, что всегда считалось самой смелой мечтой человечества, и эту мечту Антон принес своему кумиру. Он — мэтр, великий мастер слова, именно он достоин стать если не первым, то одним из первых бессмертных, и пусть посмеет возразить хоть кто-то! Аррадон обжег губы, уронил на ковер ложечку и запутался в собственном шарфе. Он ещё не знал, чем обернется его радость.

Магистр… собственно, тогда он ещё не стал Магистром, ему нравились более мрачные титулы — он развлекался, играя в самого себя, и был неистощим на выдумки. Тогда он был скорее демоном, лохматил вьющиеся волосы, сверкал темными глазами и носил длинные черные свитера, похожие на кольчуги. Это уже потом ему надоело бриться, он опустил благородную бороду и стал куда более сдержанным и холодным.

Антон стал академиком немного позже.

Когда знаменитому писателю-фантасту Игорю Вельду сделали инъекцию мутноватого раствора, похожего на банальный самогон, и через пару часов монитор засветился радостными цифрами и значками, Аррадон ощутил себя если не Богом, то чем-то близким к божественной сущности. Тогда инъекции делали немногим — избранным. И почти никто не знал, кто они, новая каста бессмертных.

Крошечные, почти разумные труженики — наноботы, поселявшиеся после инъекции в теле человека, кем были они? Слугами, контролирующими состав крови и работу внутренних органов, ремонтирующими зубы и восстанавливающими умершие клетки, или маленькими хозяевами этого тела? Возможно, и не только тела. Хотя Антон уверял, что в отношении творцов существует жесткое табу — личности не затрагиваются. Особенно личности тех, кому посчастливилось стать носителями крошечных трудолюбивых стукачей, созданных самим Аррадоном.

Магистр краем глаза заметил своё отражение в стеклянной дверце книжного шкафа — он ничуть не изменился с того пахнущего мокрыми кошками и наполненного чириканьем радостных воробьев дня. Худощавая фигура, не слишком широкие плечи, упрямый, даже надменный разворот головы. Рост — средний, физические возможности — средние, интеллектуальные — чуть выше средних. Когда-то это его угнетало. И только гораздо позднее он понял, что высокий интеллект, как ни странно, мешает творчеству. Такой парадокс…

Аррадон тем временем поставил на стол небольшой кейс и достал из него пластиковую коробочку. Мимоходом глянув на экран, вмонтированный изнутри в крышку кейса, убедился, что ничего не изменилось: все те же ровные тусклые ряды показателей. Ни одного яркого пятнышка. Словно у тех, кому имплантировали матрицы подавления агрессии или блокировки отдельных параметров развития. Но Аррадон точно знал, что Магистру ничего такого не делали.… Игорь Теодорович Вельд должен был оставаться творцом! И ведь все эти годы он им оставался, об этом свидетельствуют сотни томов, запертых в шкафах малой библиотеки. Он писал так, словно только что издал свою первую книгу и отчаянно рвался к славе и признанию. И ставший всесильным и мудрым Аррадон был счастлив, словно мальчишка, читая эти книги,. Что изменилось?

Если бы было хоть какое-то чужое влияние, он бы тут же узнал об этом. Но ничего не было. Ничего. Маленькие стукачи молчали. Всё было нормально — организм в полном порядке, мозг в идеальном состоянии. И только погасшее прежнее разноцветье параметров вызывало у Аррадона дрожь. Впервые за много лет Антон Полуянов не знал, что делать. Вот и привез эту коробочку.

Когда после доклада Полуянова на Всемирном конгрессе было принято отчаянное решение остановить прогресс, жесткий запрет на нанопроцессоры коснулся всех. Только Центр контроля и пять его филиалов, только несколько сотен нанооператоров имели доступ к манипуляторам установок. Два века стабильности и благоденствия — ни войн, ни терактов, ни крупных конфликтов и аварий. И — никакого развития науки и технологий! Человечество слишком быстро двигалось к собственной гибели, словно ребенок, упорно ковыряющийся в гранате. И гранату у ребенка отобрали. Двести лет люди живут счастливо. Ради этого нужно было создать легионы наноботов и поставить по контроль все психологические и интеллектуальные аномалии, запретить научные исследования, наложить табу на тысячи, десятки тысяч открытий, нивелировать мозги слишком умных и честолюбивых.

И пусть они до сих пор ездят на автомобилях моделей начала двадцать первого века и не летают к звездам, пусть компьютеры по-прежнему громоздятся серыми ящиками на столах, а не встраиваются в мозги всех желающих, пусть! Они давно перешли прогнозированный рубеж гибели человечества и продолжают жить. Земля не превратилась в пустыню, не разлетелась на атомы. Рождаются и умирают люди, все продолжается. Первые бессмертные стали и последними, так было решено, потому что два века назад неумолимо встал выбор между всеобщим бессмертием и прекращением рождаемости. Выбрали продолжение жизни.

Аррадон вздохнул.

Как звали того парня, который пытался убедить Конгресс, что не нужно прекращать строительство космических кораблей, что нужно создавать колонии в космосе и отселять туда излишек населения Земли? Кажется, Тихонов. Да, Сергей Тихонов, удивительно талантливый парень. Через полгода, когда Антон навестил его в буддийском монастыре, он был вполне счастлив. И совсем не помнил, что такое ядерный реактор.

— Ну так пойдем, что ли? — голос Магистра прозвучал неожиданно нетерпеливо.

Они поднялись на третий этаж Дома. Тут давно никто не жил, с тех пор, как выросли дети Магистра, а потом и его внуки. Правнуки поселились уже в других домах и редко навещали пугавшего своей молодостью предка. А о праправнуках и сам Магистр мало что знал. Время от времени у него случались новые романы, в основном, с девушками, начитавшимися его книг и заочно уже влюбленными в загадочного черноглазого… какой он там ещё? Ах да, в бородатого и мрачного Творца Миров. А также Повелителя Ордуэна. В кого же было ещё влюбляться несчастным девушкам, если настоящие художники, писатели и трубадуры появлялись всё реже? Если честно, то практически не появлялись. Совсем. Антон пытался понять, почему, и, кажется, понял. На ранних стадиях уникальные стороны личности неразличимы, и наноботы были неспособны распознать, кто перед ними — будущий гениальный писатель, или бунтарь-ученый. Поэтому на всякий случай блокировали «аномалию». Во имя счастья и стабильности человечества. И из ребенка вырастал милый трудолюбивый семьянин, никогда не задумывающийся о творчестве — фермер или водитель троллейбуса, а не композитор или поэт.

Аррадон вздохнул. Магистр услышал, но не обернулся.

Комната располагалась в дальнем конце коридора и была заперта на прочный замок. Когда Антон привез в только что выстроенный Магистром Дом свой подарок — специально сконструированный нанопроцессор, хозяин отнесся к нему с прохладцей. Тогда писалась «Империя Грёз», и играть с атомами было некогда. А потом был установлен строгий запрет, и появился замок на двери. Почему Антон не демонтировал установку, он и сам не знал, видимо, не до того было. Он просто вынул несколько плат из блока управления и запер комнату.

Это было почти двести лет назад.

И вот сейчас он решил нарушить все табу. Собственно, большого греха в этом Антон не видел. Что может создать человек, все эмоции и чувства которого под контролем такого же бессмертного? Разве что игрушки.

Процессор стоял в центре комнаты. После того, как Антон аккуратно стер мокрой тряпкой скопившуюся на пластиковом чехле пыль и снял его с аппарата, стали видны ряды блестящих титановых трубок, делавших процессор похожим на церковный орган. Магистр обошел вокруг, словно примериваясь. Аррадон полез во внутренности блока управления, чем-то щелкая и чертыхаясь — он уже и сам подзабыл, что где располагалось, машина была штучной, собранной им собственноручно. А Магистр вышел и вернулся через несколько минут, толкая перед собой обычное офисное кресло на колесиках.

— Я сейчас, — поднял голову Антон. — Осталось… Дьявол! — Он помахал рукой с поцарапанным пальцем. Все-таки давно он не имел дело с техникой, все больше с бумажками.

— Не торопись.

Магистр уселся в кресло и огляделся — довольно большая комната, стены цвета кофе, стрельчатое окно, завешенное коричневым пропыленным шелком.

Он придумывал и строил Дом несколько лет. Замок, обитель творца, башня из слоновой кости. Оружейный и каминный залы, винный погреб. Кабинет, где все было сделано для того, чтобы никто и ничто не могло отвлечь и помешать ему творить. Он любил темные охристые тона, картины в благородных строгих рамах, неяркие светильники старинной бронзы. И только компьютеру — святая святых и алтарю, где свершалось таинство, позволялось быть светлым.

За эти десятилетия Дом состарился и стал похож на настоящий замок. И даже картины, написанные когда-то почитателями книг Магистра и изображавшие описанные в них миры и сцены битв, потемнели и покрылись благородными кракелюрами — почти микроскопическими трещинками. В галереях гуляли усталые сквозняки, каминные трубы чистились до наступления холодов, а перед Рождеством Аррадон обязательно привозил настоящую, не пластиковую, ель. И её наряжала очередная Анна, Маргарита или Алина. Иногда Магистр размышлял о том, что Дом когда-нибудь окончательно одряхлеет и разрушится, а он, Игорь Вельд, останется всё тем же, вечно сорокалетним. Построит ли он новый дом? Ни грусти, ни радости эти мысли не доставляли. Прошли те времена, когда он пытался умереть. Не удалось, мелкие негодяи-ремонтники были куда шустрее смерти. И даже шрамов не оставалось…

Аррадон включил процессор, надел сканирующий шлем и уткнулся лицом в губчатую резину окуляров. Всё, кажется, работало нормально. Он мысленно представил красное пластиковое ведерко, и затаил дыхание. Ведерко было создано за пару секунд — именно красное и именно пластиковое. Он посмотрел на шкалу размеров — три микрометра. Норма. Учитывая нестерильность обстановки, материала для развлечений Магистра тут хватит надолго, процессор использовал легкодоступные и ненужные молекулы, в основном пыль и воздух. А в обоих этих компонентах тут недостатка нет.

Он молча отошел, предоставив Магистру возможность убедиться, что процессор работает. Тот, увидев ведерко, саркастически хмыкнул и через минуту продемонстрировал Аррадону парящего в пространстве крылатого грифона. Грифон выглядел несколько ошарашенным и норовил завалиться куда-то вбок. Но он был живым! Значит, не зря Аррадон поколдовал на третьей платой, именно это и было его главным обещанием Магистру — дать возможность создавать наножизнь. Не имитацию, не компьютерные анимации, а живых существ, пусть размером меньше песчинки и даже пылинки. Игрушки для Творца Миров.

Аррадон усмехнулся, и усмешка получилась невеселой.

Некоторое время он стоял за спиной припавшего к окулярам Магистра. Потом, сообразив, что тот забыл о его существовании, тихо вышел.

Внизу усердно чистила серебряные кубки, расставленные на полках в гостиной, неприметная пожилая женщина. Аррадон раньше её тут не видел. Наконец-то Магистру повезло с домработницей…

Продолжение читайте в журнале «Реальность Фантастики №12(40) за декабрь 2006».