НА ФОНЕ ПУШКИНА — И ФИГА ВЫЛЕТАЕТ

Роман Арбитман

Александр БУШКОВ. А.С. Секретная миссия. — М.: ОЛМА Медиа Групп, 2006. — 608 с.

Пушкин за все в ответе. Помните у Булгакова? «Никанор Иванович до своего сна совершенно не знал произведений поэта Пушкина, но самого его знал прекрасно и ежедневно по нескольку раз произносил фразы вроде: «А за квартиру Пушкин платить будет?» или «Лампочку на лестнице, стало быть, Пушкин вывинтил?»

Критик Апполон Григорьев, припечатавший Пушкина выражением «наше все», предрек ему нелегкую посмертную судьбу. Ну что могли придумать об Александре Сергеевиче, пока тот был жив? Максимум: «Пушкин — он весь сахарный, зад его яблочный, его разрежут, и всем вам будет по кусочку». Зато уж когда гений смежил очи, то как плотину прорвало. За почти 170 лет, прошедших с момента смерти поэта, Александр Сергеевич успел побывать в роли революционера, либерала, охранителя устоев, борца за экологию, пророка, памятника, парохода, блондина и, наконец, еврея по фамилии Пушкинд. Кажется, что-либо еще сочинить трудно. Ан нет!

«Кто бы мог подумать, что знаменитейший наш пиит, солнце русской словесности, в то же время еще — и офицер Третьего отделения...» Неужто и это — о Пушкине? О нем, о нем, родимом. Автору серийных «Пираний» и «Сварогов», фантасту и детективщику Александру Бушкову, не впервой ставить на уши многострадальную российскую историю. Да и литературным героям от него доставалось: можно хотя бы вспомнить печальную метаморфозу д'Артаньяна, превращенного романистом в гвардейца кардинала.

Еще лет десять назад Бушков написал статью, в которой потребовал «отказаться от совдеповских оценок» Третьего отделения, и вот теперь сам же воплотил свой призыв в беллетристический опус — пухлый роман «А.С. Секретная миссия». По замыслу автора, поэт не просто состоит на службе в сыскном ведомстве, о нет, бери выше! Пушкин трудится в его Особой экспедиции, каковая ведет борьбу со всякой нечистью — вампирами, оборотнями, а, если получится, то и с Сатаной. Борьба трудна, ибо «просвещение и материализм сыграли дурную шутку с нынешним человечеством», и в век науки ученый народишко не желает верить, что ему угрожают гости из мира теней. А те наглеют: науськивают призраков, подстраивают несчастные случаи, убивают с помощью магии и даже... Впрочем, о самом страшном злодействе — чуть ниже.

Согласно сюжету, Пушкин путешествует по Европе, сражаясь с проявлением бесовщины и давя в себе творческую личность. Не до стихов. В руке не дрогнет пистолет с серебряными пулями. Пушкин еще может сквозь зубы витиевато ругнуться «Мать твою в рифму!», но более — никакой романтики, никаких сумасбродств. Его соблазняет обнаженная дама, но он не поддается чарам. Его вызывают на дуэль, а он хладнокровно манкирует: мол, «сейчас я не дворянин, не благородный человек — я чиновник». Впрочем, даже Пушкин — не железный. Выпить после драки он не откажется. А когда гадкие чуды-юды посягнут на святое, он поведет себя точь-в-точь как другой бушковский персонаж — капитан Кирилл Мазур из «Пираний»: «С какого-то момента началась его собственная война, на которой он уже потерял двух друзей, а потому жаждал мести». Ох и полетят же клочки по закоулочкам. Ох и врежет же Пушкин древнему джинну в обличье красотки, ох и наподдаст же он исчадью ада — «сволочи» и «мерзавцу» Джорджу Гордону Байрону!

Ну да, поэт Байрон — адское отродье, извольте любоваться. Зато поэт Эдгар По, напротив, — коллега Пушкина по бесоборчеству, а поэт Петр Вяземский — и вовсе начальник Пушкина в Особой экспедиции. Кстати, Третье-то отделение бдит не зря: в романе все темные силы объединяются с целью покушения на императора Николая I. На черта сдался именно Николай Палыч монстрам с миллионнолетней биографией и для чего им, всемогущим, понадобился столь замысловатый способ покушения (помазанника должна заколоть бронзовая статуя), неясно. Однако Пушкин, жертвуя собой, заслонит самодержца. Финал книги — праздник со слезами на глазах. Царь жив, но солнце русской поэзии закатилось. Печальные жандармы, дабы не раскрывать тайну, списывают гибель поэта на дуэль...

Роман сляпан с той торопливой небрежностью, которая обычно свойственна автору. И без влияния колдовских чар Степан Николаевич может превратиться в Ивана Пантелеевича, Курын станет Курицыным, а фамилия «Дубельт» приобретет еще одну «б». Сочными метафорами и яркими сравнениями текст не отягощен. Романисту знаком, похоже, лишь один оборот, и он ввинчивается чуть ли не в каждый абзац. «Озирался с видом заправского заговорщика», «воскликнул с видом нешуточной обиды», «с убитым видом понурился», «с торжествующим видом воскликнул», «с небрежным видом сунул», «с видом величайшего нетерпения», «с видом доброго дядюшки», «с видом честнейшего человека», «с хищным и упрямым видом охотничьей собаки», «с невозмутимым и беспечным видом», «с видом замкнутым и нелюдимым». И др., и др., от первой до последней страницы. «Короче говоря, я в этих играх не посторонний, — мог бы торжественно объявить автор вслед за своим персонажем. — Видывал виды, а как же...»

По прочтении книги становится очевидно: жизнь в ипостаси жандарма и смерть от руки бронзового истукана — не самый жуткий удел, ожидающий поэта. Ведь пока еще, на счастье, никто не придумал, будто Александр Пушкин, например, сочинял бульварные романчики под псевдонимом «Александр Бушкин». Или, того хуже, — «Александр Бушков».