ЧУГУН-МЕТЕОРИТ

Игорь Масленков

Среди обитателей деревни Свинолуповки, сгинувшей в непролазной грязи полей и бесконечности земли, тракторист Никанор Макарычев талантами не выделялся и к сорока пяти годам особой мудрости не скопил. В справедливости печатного слова давно разуверился, оттого книг и газет не читал, а нанизывал их на ржавый гвоздь в собственном сортире. Человеком был он тихим, самогоном, как и все мужики, не брезговал, но пил в меру. Волю рукам не давал и жену Глашу колотил раза три-четыре в год, да и то лишь по большим праздникам.

Жизнь Никанор вел неспешную, с расстановкой, не напрягая сил ума до предела. Политические переустройства воспринимал с терпением, а всевозможные начальственные безобразия относил на счет государственной необходимости, отчего порою испытывал на себе активное недоумение односельчан.

Так множил он годы, идя навстречу темной судьбе, довольствуясь повседневностью и хозяйственными заботами. И дожил бы до старости, не смущаясь парадоксами мыслей и чувственных восприятий, ежели бы не окаянная Глаша, выгнавшая его однажды из прохлады избы в июльское пекло на приусадебные работы. В нервном смятении поплелся он полоть сорняки, поминая супружницу последними словами, мысленно жалея самого себя, пострадавшего безвинно от нерадивости жизни.

С тоскою Никанор глядел на поникшую от солнцепека огуречную листву, иссушенную землю и сочные бурьяны, паразитировавшие на несовершенстве растительного бытия.

От скуки механизатор пытался завести разговор с огородными травами, но беседа почему-то не клеилась. На ум шли отвлеченные мысли, вовсе не связанные с окружающей природой, изнывавшей от всеобщего томления середины лета. Макарычев бездумно, больше по обыкновению, орудовал сапой, впадая в тоскливое оцепенение. И вот, окончательно отупев от жары, Никанор вдруг встрепенулся, заслышав скрежет металла.

Врожденное любопытство заставило свинолуповского жителя остановиться и осмотреться. Мать-земля преподнесла ему что-то коричневое округлой формы. Никанор подумал было на снарядный осколок и решил выбросить прочь скрытого вредителя. Рука ушла в рыхлый и теплый грунт. Бережно извлек он находку, слишком большую и необычную для осколка. Весом никак не меньше трех кило, с гладкими краями, вся покрытая какой-то коркой. На вид вроде как и железо, а на ощупь походила на камень.

Дивясь происшествию, Никанор оставил работу. Незнакомый предмет снес в сарай, рассудив про себя, что коль сыскал он железо — определит его в скупку вторсырья. Окажись оно камнем, тоже ведь в убытке не останется. Всегда подобный материал на стройке необходим. А ежели строительство не предвидится, так можно подпереть им покосившиеся от ветхости деревянные ворота. Так что, как не крути, а в хозяйстве такая вещь весьма полезна и годится для всякого применения.

В конце знойного дня, когда звезды, словно прыщи на роже соседской девки, высыпали на небосвод, Глаша накрыла стол, и Никанор со спокойным сердцем утолил естественный голод. Опорожнив для укрепления душевного равновесия стакан самогону, Макарычев вышел из избы вдохнуть ночного воздуху. Наслаждаясь внутренним ублаготворением, неспешно закурил, проверил, заперт ли хлев и курятник, и в полном согласии с самим собой отправился спать.

Ночью от выпитого за ужином в человеческом организме случилось брожение внутренних соков. Макарычев проснулся, ясно ощутив желание отдать природе то, что так неосмотрительно забрал у нее накануне. Никанор неуклюже перевалился через храпящую Глашу. Та, не выказав неудовольствия, лишь промычала и перевернулась на другой бок. Сев на пол, Никанор, чертыхаясь и сопя, натянул сапоги и подался вон из избы, задев в темноте головой дверной косяк в сенцах.

Выйдя во двор, он основательно вздохнул, наполняя глубину легких атмосферой Земли. Справив малую нужду и ощутив легкость во всем теле, решил было вернуться в постель, согретую широким глашиным телом, как вдруг взгляд привлек рассеянный желтоватый свет, сочившийся сквозь щели меж растрескавшихся от времени и непогод досок сарая. Подумав, что туда забрались воры, Никанор ухватил подвернувшиеся под руку вилы и стал приближаться к сараю, где хранилась всякая рухлядь и скудный инвентарь земледельца.

— Эй! А ну-ка вылазьте, ироды!

Полуночник, донимаемый нервным зудом, вломился в сарай, дивясь собственной прыти. Нерушимая тишина, запах пыли, тряпья и пересохшей кожи царили вокруг. Макарычев огляделся по сторонам, но никакого злоумышленника не выявил. Все, как и прежде, включая лопаты, грабли, старый хомут и прочее хозяйственное снаряжение, размещалось на отведенных местах, лишь только с полки, висевшей в дальнем углу и заставленной пустыми трехлитровыми банками, распространялось холодное желтое сияние. Неведомые лучи молчаливо неслись в пространство. Отчего-то вспомнилось новое бархатное платье продавщицы Дуни, работавшей в продмаге. И осознав, что свету тому нашлось знакомое сравнение, на душе у Никанора распространилось удовлетворение. Всем естеством своим задумался он о причине столь необычного явления природы. А свет, меж тем, испускал чудной предмет, найденный давеча на огороде. Никанор коснулся камня огромными задубелыми ладонями, но кроме шершавой поверхности да холода ничего не ощутил.

Мозг тракториста, не отягощенный особыми познаниями в науках, да к тому же отравленный стаканом самогона, не мог родить никакой подходящей мысли. Подумалось о Глаше, теплой постели и будильнике, заведенном на шесть часов. Захотелось спать, и Никанор, не смея противиться воле естества, разгадку тайны огородного камня отложил до лучших времен, более благоприятствующих неспешным размышлениям.

Проснулся Никанор от незнаемого доселе нетерпения. Открыв глаза, он осмотрел избу, в которой вот уже несколько поколений его предков вели нескончаемую борьбу с напастями личной и общественной жизни. Однако все вокруг не показалось столь знакомым и незыблемым, как мыслилось накануне. Вместо привычной Глаши, прожившей с ним в замужестве без малого шестнадцать лет, большую часть скрипучей кровати занимала толстая тетка с небритыми подмышками в цветастой ночной рубахе. Оплывшая жиром, невольная ночная подруга Никанора громко с присвистом храпела. Губы ее блестели слюной и непрестанно шевелились, словно ножки омерзительного насекомого. И показалось Никанору, будто видит он, как чрево женщины полнится ядом тоски и скорой смерти, темной зловонной жидкостью распространяясь по внутренностям.

— Глаша! Да ты ли это? — пробормотал удивленный супруг и толкнул в бок то, что еще вчера было его женой, отчего обтянутое стареющей кожей сало пришло в движение.

— Ты че? Совсем ополоумел, хрен старый? — пробасило существо, отбрасывая в сторону латаное одеяло, обнажая невообразимых размеров ляжки.

— Стало быть, ты и есть Глаша? — в недоумении переспросил Макарычев.

— А то кто, алкаш проклятый! — она уставилась на мужа мутными выцветшими глазами. Лицо ее опухло ото сна, русые волосы растрепались. Видом своим она произвела отвлеченное смущение, которое, впрочем, вскоре улеглось, и Никанор вспомнил, что пора следовать направлению привычной жизни, не обращая внимания на всяческие недоразумения, происходящие от непосильности работ и хронического недопития.

Весь день Никанор томился тяжестью в теле. Приготовив трактор и прицепив к нему бочку с водою, он отправился на пойменные луга, где селяне выпасали фермерское стадо. Проезжая мимо сосняка, Макарычев впервые за многие годы с неподдельным интересом рассматривал знакомые с детства места, дивясь мудрости природы, изобразившей на песчаных холмах, поросших чахлым мхом и разнообразными травами, волнительной красоты лес. Будоражимая глухою тревогой, кровь неслась по жилам, удивляя человека обыденными вещами.

На ум пришло ночное приключение, диковинное свечение огородного камня, нечесаная Глаша и много такого, о чем Никанор никогда и не думал. Вспомнил он и про Митрича, тощего мужичонку лет пятидесяти пяти. Тот был хоть и пьющим, но все же приближенным к культуре человеком, так как заведовал клубом, имел в подчинении библиотеку, киноустановку и магнитофон. Старый клуб довоенной постройки давно нуждался в капитальном ремонте, и районные власти, ссылаясь на категорическое отсутствие средств, не раз пытались его закрыть. Клуб-учреждение казенное, и без бюджета вся его судьба бы и вышла, а Митрич, хоть и родился на свет без всякого плана и указания, по воле сердца находился при исполнении культурного строительства, потому как обыватель без исполнения есть одно пустое место. Митрич, будучи в Свинолуповке лицом значительным, всячески препятствовал вышестоящим возмущениям и щедро делился с сельскими жителями плодами просвещения.

Продолжение читайте в журнале «Реальность Фантастики №02(42) за февраль 2007».