КАЖДОМУ СВОЁ

Александр Дусман

Длинный, извилистый коридор обрывался тупиком, близким уже, но всё менее желанным. За спиной захлопнулась дверь, кажется, девятая по счёту. Времени оставалось совсем немного, но я успевал. Пусть на самой грани, без запаса, но успевал. Последний список, четыре имени на два часа. Нормально.

Я подошёл к зеркалу, висевшему у следующей двери. Задержался на миг, с улыбкой оглядев свой яркий клоунский наряд. Убрал красный нос-картошку, щелчком пальцев очистил лицо от весёлого грима, оставив грустные глаза и неопрятную бородку. Добавил роста, умеренный пивной живот, поношенный костюм, очки в толстой позолоченной оправе. Сойдёт. Теперь — вперёд, на поиски мечты. Как хорошо, что далеко ходить не надо.

— Мечту, быстрее, — распорядился я и бесцеремонно пнул дверь носком давно нечищенного ботинка. — Код девять-девять два. Зелёный. Или жёлтый.

— Жёлтый, — сообщила дверь голосом Машины. — Пора бы и запомнить.

— Поздно уже запоминать, — мрачно сказал я и нагнулся за тонким листком бумаги, появившимся на пороге. — Трактир?

— Ага, — сказала Машина. Компьютер, точнее, но это ведь так безлично. Да и характер подходил вполне.

— Валера крайне предсказуем. Могу поспорить, не читая, что там будет. Он нам все уши прожужжал ещё вчера, в деталях.

— Передай ему привет. Он хороший, — попросила Машина.

— Обязательно, — пообещал я и открыл дверь, из-за которой уже доносились звуки танцевальной музыки и громкий смех перебравших завсегдатаев.

В трактире было сильно накурено. Валера возвышался за центральным столом и настойчиво требовал внимания, размахивая и стуча пустой литровой кружкой.

— Хозяйка! — закричал он и шлёпнул пробегавшую мимо официантку по соблазнительным округлостям. — Ещё одну! Две!

— «Обладательница пышных форм и кроткого нрава», — прочитал я с листка и невольно расхохотался. Девушка обернулась в притворном возмущении и игриво подмигнула Валере, который с готовностью расплылся в смущённой улыбке.

— Как мало нам нужно для счастья, верно? — громко сказал я, сделав незаметный знак захмелевшим статистам. Музыка деликатно притихла, послушные иллюзии неровным строем расползлись по угловым столам.

— Старик! — обрадовался Валера, взволнованно обмахнув платком куцые остатки шевелюры. — Я уж было решил, что ты не придёшь. Вот только имя ... имя-то я и не припоминаю.

— Артём, — подсказал я и сел напротив. — Дружим с детства.

— Точно! Сколько лет, сколько зим! Как дела, рассказывай, дружище. И вот, — Валера подтолкнул ко мне кружку, наполненную до краев. — Чтобы в горле не пересохло. Сам-то я сегодня пью безалкогольное, но тебе заказал высший сорт.

— Безалкогольное? — старательно поразился я. — Но почему? Старик, я тебя не узнаю.

— Знаешь, Ар... — Валера прервался и поднял глаза к потолку, вспоминая, — Арсений? У меня на сегодня намечен небольшой вояж.

— Артём, — терпеливо повторил я и достал из рукава пиджака маленький карманный фонарик. — Посмотри на меня, хорошо?

— Хорошо, — покорно пробасил Валера.

— Следи за светом фонарика. Так, теперь вниз. Голова не болит?

— Немножко.

— Это пройдёт. Тебе нужен свежий воздух.

— Воздух? — оживился Валера. — А я как раз хотел предложить… предложить… чёрт, слово забыл.

— Прогуляться?

— Да. Точно. Пойдём?

— Пойдём, — согласился я.

Мы поднялись и прошли к чёрному ходу трактира. Валеру немного шатало, но держался он молодцом. С учётом обстоятельств, конечно.

— Ты счастлив? — спросил я его, немного, быть может, поспешно.

— Почти, — улыбнулся Валера и настежь распахнул входную дверь. В глаза ударил яркий солнечный свет.

Перед нами лежала дорога. Обычная просёлочная грунтовка уводила пёстрое летнее поле с чернеющими кое-где головками подсолнухов к дрожащему жарким маревом горизонту. Далеко впереди виднелись горы. В самом начале дороги, твёрдо уперев колёса в смятую траву, стоял небольшой грузовик с открытым кузовом и надписью «В путь!» на блестящих свежей краской бортах.

— Украина? — спросил я, спрятав за пазуху листок с мечтой.

— Крым. — ответил Валера. — От Симферополя немного на восток. — он помедлил, подставив лицо тёплому, почти парному дыханию ветра. — Поедешь со мной?

— Сразу следом, — пообещал я и помог другу взобраться в кабину. — Одна наша общая знакомая передаёт тебе привет.

— Привет и ей, — беззаботно отозвался Валера. — Пора, наверное. Увидимся на перевале?

— Да, — сказал я и крепко пожал протянутую руку. — Счастливого пути.

— И тебе, старик. Не отставай.

Мотор фыркнул и завёлся с первого оборота. Я захлопнул дверь и отошёл, спасаясь от урагана пыли. Грузовик сорвался с места, в окне в последний раз мелькнуло знакомое с детства лицо. Валера уехал.

Рядом появилась дверь, но я постоял ещё немного, жадно провожая взглядом чёрточку, а вскоре точку, упрямо ползущую в сторону гор. На горизонте собирались тучи.

— Пора, — напомнил голос Машины, гулко бьющий с небес, словно из рупора священного Олимпа. Я растёр в ладонях тонкую веточку полыни, вдохнул, смакуя, воздух, солнце, день, и вышел в тёмный коридор. Три имени на полтора часа. Нормально.

* * *

— Как он? — спросила Машина.

— Неважно. Проблемы с памятью и речью, барахлит вестибулярный аппарат.

— Я делаю, всё, что могу, — сказала Машина. — Система не рассчитана на столь лихорадочную поспешность. Чем старше человек, тем дольше ему приходится адаптироваться к новым впечатлениям.

— Я знаю, извини.

— Не волнуйся. Всё будет хорошо.

Всё будет хорошо. Я повторил эти слова про себя, как заклинание, и подошёл к зеркалу у следующей двери. Поднял листок с порога, пробежал глазами, втянул живот, расправил плечи, сменил костюм на широкие боксёрские трусы.

— Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи, — ехидно процитировала Машина. — Ставлю на нокаут в первом раунде.

— I am the greatest, — спокойно сказал я, любуясь двухметровым отражением. Моя кожа начинала приобретать шоколадный оттенок, подбородок стремительно принимал непривычно волевые очертания, а в глазах заплясали весёлые огоньки.

Дверь распахнулась с эффектным скрежетом. В небольшом затемнённом спортзале возвышался боксёрский ринг. В центре ринга стоял высокий человек в цветастом махровом халате и улыбался, торжествующе и, как мне показалось, немного нетерпеливо.

Я приближался неспешной трусцой, щедро раздаривая воздушные поцелуи несуществующей толпе. Олег никогда не любил излишнего внимания и продолжал стоять, как влитой, невозмутимо наблюдая за моей неловкой клоунадой.

— Я ждал тебя, Кассиус, — сказал он, когда я пролез через канаты и зашвырнул именное полотенце в сторону запыленных рядов турников и шведских стенок. — Сегодня из этого зала уже вынесли двадцать человек.

Я промолчал, буравя глазами противника, обнаружив с лёгким беспокойством, что Али немного близорук.

— Тебе, наверное, страшно сейчас, — продолжил Олег, сбросив халат и выстрелив парой разминочных серий. Он был в отличной форме, сухой и поджарый, ни грамма лишнего веса. — Ты привык к ярким огням и вспышкам фотокамер, но здесь ты гость, а я — хозяин. Добро пожаловать в спортивное общество «Буревестник».

В зале повисла тишина. Речь так себе, подумал я, приняв жалкое подобие боевой стойки. На мой вкус не хватает надрыва. Впрочем, мне ли судить? Главное — не падать сразу.

Первый удар я не увидел, но ощутил всемерно, воткнувшись в пол надломленной свечой. Печень взорвалась колющей болью, из горла вырвался сдавленный всхлип.

У Олега был первый разряд. Так он говорил в редкие минуты красноречия. Раньше это достижение не казалось мне особенно серьёзным. Подумаешь, спортсмен-разрядник. Таких тысячи.

Я осторожно поднялся и отошёл к канатам, пытаясь восстановить дыхание и вспомнить хоть что-то полезное из методички по рукопашному бою. Я никогда не занимался боксом, и уже второй удар, с сочным хрустом сломавший мой нос показал, что стоило всё-таки быть немного мудрее.

— Масына, — гнусаво взмолился я, разглядывая кровавые разводы на небрежно вымытом полу. — Масынка. Надо спасать лицо. Во всех смыслах.

— Я ожидал большего, — разочарованно заметил Олег. — Где движение, где мысль?

Мне стало немного обидно. Не за себя, конечно, но за великого прототипа, столь унизительно свергнутого с пьедестала истории. Пусть и заочно, но всё же.

— Попробуй сейчас, — в голове появился голос Машины.

Я стиснул перчатки и покорно пошёл на Олега. Он встретил меня резким кроссом с подскока, я легко ушёл от удара и провёл двойку вразрез, завершив комбинацию мощным апперкотом справа. Олег пошатнулся, но устоял на ногах, отвалившись к канатам.

— Добивай! — азартно вскричала Машина, едва меня не оглушив, но я не спешил. Ведь нужно лишь немного подогреть интригу.

Мы сошлись снова в центре ринга, прощупывая друг друга пристрелочными ударами с дистанции.

— Я тебя читаю, — прошипел Олег и провёл неплохую серию в корпус, — как раскрытую книгу.

— Dream on, — огрызнулся я, продолжая кружить, наслаждаясь удивительной лёгкостью в ногах. Сломанный нос разболелся просто кошмарно, но это сильное тело презирало боль.

Постепенно я начинал входить во вкус. Соперник казался медлительным и неуклюжим и явно начинал уставать. Сорок лет — не шутки, да и весил Олег килограммов на тридцать меньше легендарного чемпиона. Нащупав дыру в его обороне мягким, почти гладящим джебом, через десять секунд я влепил правый прямой и вдогонку, уже на излёте, увесистый хук. Олег рухнул, как подкошенный. Это было тяжёлый нокдаун, но вот он уже поднимается, готовясь к решающему штурму.

— Давай, — прошептал я Машине. — Сделай, как было раньше.

В голове подозрительно щёлкнуло, и боль вновь навалилась жестокой волной. Я отступил на пару шагов и невольно опустил перчатки, отметив сквозь пелену страданий, что вновь стал самим собой во всём, что касалось боксёрского таланта.

Олег приближался нетвердыми шагами, старательно выцеливая последнюю, отчаянную атаку. Я зажмурил глаза и чуть подался вперёд. Если дадут пощёчину, подставь вторую щёку, вспомнилось почему-то, но удар пришёлся точно в челюсть.

Мир померк и отодвинулся. Словно со стороны я равнодушно наблюдал, как меня вынесли с ринга исполнительные слуги Машины — совершенные иллюзии мускулистых охранников. Вынесли вшестером, тяжело пыхтя и сменяя руки. А за ними шли уборщицы, тряпками размазывая кровь.

— Следующий! — раздался грозный голос Олега. Я усмехнулся и потерял сознание.

* * *

— Долго возился, — заметила Машина, когда я пришёл в себя бесформенным мешком, лежащим в коридоре. — Осталось пятьдесят минут. Но зрелище того стоило.

— Ладно, — сказал я, выплюнув капу. — Зато я хорошо готовлю омлет.

— Не понимаю, ради чего такие жертвы? — спросила Машина. — Опасная самодеятельность, больше ничего. Они тебя даже не узнали.

— Вот и хорошо, — прохрипел я, с трудом поднялся на ноги и заковылял к следующей двери. — Вот и славно.

— Больше ничего. — повторила Машина.

Она была права, конечно. Не моё это дело — лезть в чужие мечты. Но они просили, а я обещал. Проверить, чтобы всё прошло, как надо. Пожелать удачи, наконец.

На мне была чистая, аккуратно выглаженная школьная форма. За спиной болтался рюкзак, в руках — пакет со сменкой и листок с мечтой. Я пробежал глазами смутно знакомые строчки и вежливо постучал.

— Войдите, — ответил приятный женский голос.

Я открыл дверь и оказался в школьном классе. Шёл урок литературы, у доски отвечала высокая девочка с роскошной косой, вьющейся до самой талии. Иллюзия была поразительной. Даже бант казался сделанным из настоящей розы.

— Смирись, мятущийся поэт, — декламировала девочка, красиво, по науке отставив в сторону правую руку. — С небес исходит жизни влага…

— Спасибо, Юля. — прервала её молодая учительница. Практикантка, наверное. Мария. Маша. Мой последний визит. — Я знаю, что ты выучила. Садись, пять.

Девочка с косой одарила меня презрительной улыбкой и гордо прошла к своей парте в первом ряду, напротив учительского стола.

— Извините за опоздание, — пробубнил я ломающимся баском. — Можно сесть на место?

За окном действительно шёл дождь. Холодный, осенний, но в классе было тепло.

— Что случилось, Смирнов? — мягко спросила Мария. На её плечах лежала тонкая шаль.

— Автобус опоздал. Не приехал, точнее. Вообще.

— Выучил?

— Обижаете, Марь Ванна, — возмутился я, стойко встретив укоризненный взгляд.

— Тогда прошу, — улыбнулась Мария. — Как раз успеешь до звонка.

Я оставил рюкзак у двери и подошёл к доске. Класс оказался почти полон. Лишь в последнем ряду, в традиционной зоне обитания двоечников, виднелось одно свободное место.

— Бунин, — торжественно объявил я. — И.А.

— И.А.? — переспросила Мария. — А если точнее?

— Иван, — с готовностью уточнил я.

— А если ещё точнее?

Я промолчал, виновато изучая потолок. Смотреть на одноклассников мне не хотелось. Руки сложены, глаза блестят прилежным вниманием. Можно было бы сделать и поживее. Сам-то я никогда не хотел быть учителем. Страшная профессия. Но, быть может, в чьих-то мечтах так и должен выглядеть идеальный класс?

— Кто-нибудь знает? — вкрадчиво спросила Мария и зажмурилась, явно предвкушая ответ.

— Иван Алексеевич! — хором ответил класс.

— Умницы, — одобрила Мария и повернулась ко мне. — Смирнов, ну что мне с тобой делать?

— Иван Бунин, — упрямо объявил я. — «Полевые цветы».

Тишина в классе была абсолютной. Даже стрелки настенных часов, словно боясь вспугнуть мой творческий порыв, робко застыли в пяти минутах от большой перемены.

— В блеске огней, за зеркальными стеклами, — начал я, — пышно цветут дорогие цветы. Нежны и сладки их тонкие запахи, листья и стебли полны красоты. Их возрастили в теплицах заботливо...

— Стоп, стоп, стоп! — перебила Мария. — Какие цветы? Какие теплицы? Смирнов, какая у нас тема урока?

— Тема урока? — тупо переспросил я, развернув листок с мечтой. Память меня не подвела — на шпаргалке было именно это стихотворение. — Образ цветов в поэзии девятнадцатого века.

— Дождь! — вскричала Мария и хищно занесла ручку над классным журналом. — Посмотри в окно. Что там?

— Дождь, — послушно промямлил я. — Но вчера ведь было задано...

— Вчера было солнце, — отрезала Мария, старательно выводя жирную двойку. — И цветы. А сегодня дождь. Правда, дети?

— Правда! — хором подтвердил класс.

Женская логика. Мне не дано её понять. Пятясь, я отступил к двери под издевательский аккомпанемент звонка на большую перемену. К доске вышел очередной прилежный ученик и красиво, по науке отставил в сторону правую руку.

— Хотите, сделаем перерыв? — спросила Мария и снова счастливо зажмурилась.

— Нет! — дружно ответил класс. — Вы самая-самая лучшая!

И это было чистой правдой. Я подхватил рюкзак, пакет со сменкой и тихо выскользнул из класса под мягкий стук осеннего дождя.

* * *

Я подошёл к последней двери, подобрал листок с мечтой и спрятал его в карман парадного мундира. Поправил фуражку, нацепил очки, придирчиво осмотрел зеркальную обувь и безупречные стрелы лампасов. Двадцать семь минут. Нормально.

— Опечатывай последних, — приказал я.

— Слушаюсь, капитан. — подчёркнуто официально отозвалась Машина. Три двери подёрнулись тонкой мерцающей дымкой. Штурман, врач, второй пилот. Никто им теперь не помешает.

— Я, пожалуй, пройдусь. Сверим часы?

— Двадцать шесть с копейками. Настоятельно рекомендую начать прямо сейчас, не откладывая.

— Я всё же пройдусь. Как у нас с воздухом?

— Я закрыла несколько проблемных отсеков, но в целом неплохо. Минут десять у тебя есть. Поторопись.

— Спасибо, Машина, — сказал я и быстрым шагом отправился на последний осмотр корабля. Мимо проплывали запертые двери, запертые лица, имена. Всего чуть больше тридцати, и все они видят сейчас хорошие сны. Я знаю это точно.

В опустевшей кают-компании было холодно. Скоро здесь воцарится абсолютный ноль, но сейчас ещё можно залезть с ногами на просторный диван и посидеть немного, укрывшись тёплым одеялом, выпить чашку кофе и посмотреть в окно. На звёзды.

— Может быть, хочешь остаться здесь? — предложила Машина. Уйти красиво, вместе с кораблём, как завещали предки?

— В смерти нет ничего красивого, — сказал я, прихлёбывая стремительно остывающий кофе. — Не вижу принципиальной разницы — стоять на мостике, прилипнув руками к обледенелому штурвалу, или спокойно заснуть в комнате анабиоза. Мы сделали всё, что могли. Ты это знаешь.

— Знаю, — сказала Машина. — Вы...сделали всё, что могли.

— Не вини себя, — я допил кофе и поднялся с дивана, который уже начинал покрываться серебристым инеем. — Случайность в космосе — это почти закономерность. Мы знали, на что идём.

— Случайность?

— Больше ничего.

Свет мигнул и погас. Включилось тусклое аварийное освещение, превратив корабль в царство замерзающих теней. Я шёл назад неспеша, стараясь сохранять достоинство, и слышал, как за спиной навсегда захлопываются двери отсеков и бьётся посуда в нашей уютной маленькой кухне. Обои там были зелёные, с распустившимися цветками сирени и огромными дождевыми каплями.

Мне стало стыдно. Будто я оставил кого-то позади, чтобы сделать за меня неблагодарную работу.

— Машина, — сказал я, взявшись за ручку последней двери. — Ты ведь... тебе не будет...

— Больно? — она помолчала. — Не думаю. Впрочем, вам тоже. Когда корабль умрёт, в ваших снах просто погаснет свет, а что будет дальше всё равно никто не знает. Но надолго я вас не переживу. Час, может быть, два, пока не устанет бороться за жизнь последний электрический тостер.

— Пойдём со мной, — предложил я. — Моя мечта тебе наверняка придётся по душе. Она очень простая.

— У меня нет души, — бесцветным, нарочито неживым голосом сказала Машина.

— А всё-таки пойдём. Прошу тебя, как друга. Проверить, чтобы всё прошло, как надо. Пожелать удачи, наконец.

— Десять минут, — объявила Машина. — Удачи, капитан.

— Прощай, — ответил я, шагнул в распахнутую дверь и оказался на Земле. Или в месте, очень на неё похожем.

Воздух казался знакомым, по-домашнему родным, но я не мог определить, где нахожусь. Вокруг не было ничего. Ни домов, ни улиц, ни разрисованного мелом асфальта. Только красная ковровая лента под ногами, ведущая к маленькой точке вдали.

Рядом стояла юная девушка с серьёзными глазами и крепко держала меня за руку.

— Ты счастлив? — спросила она.

— Почти, — ответил я, подумав, что где-то уже слышал эти слова. Далеко и давно, ещё в прошлой жизни наверно.

— Мне нравится твоя мечта, — сказала девушка. — Пойдём?

— Пойдём, — легко согласился я и сделал первый шаг по бархатной дорожке.

Мы двинулись вперёд, всё быстрее и быстрее. А потом побежали, обгоняя друг друга, к маленькой острой точке, которая вскоре превратилась в чёрточку, а затем в знакомый силуэт ракеты. Она ждала нас снова, как много лет назад, чтобы унести вверх, выше всех, сквозь пропасть пустоты, навстречу звёздам, опасным и чужим. Навстречу звёздам, прекрасным и волшебным.

В рассказе приведены отрывки из стихотворений И.А.Бунина «Полевые цветы» и А.А.Фета «Лето».

Октябрь, 2006