КАРТИНА ДЕРВИША, ИЛИ ВОСТОЧНАЯ МИНИАТЮРА НА ДНЕ АМФОРЫ

Орхан Памук. Меня зовут красный. — СПб: «Амфора», 2003.

Самый заметный (а попросту говоря — ЕДИНСТВЕННЫЙ на сегодня) турецкий писатель, пользующийся мировой известностью. Этакий Пелевин восточного разлива — хотя, конечно, совсем не он. Автор очень странный, необычный — это ощущают практически все квалифицированные читатели (а неквалифицированным за Памука лучше не браться). И все готовы согласиться, что эта странность придает его творчеству особый аромат. Но вот в чем она состоит — пожалуй, так сразу не определишь.

Наверно, в том, что «турецкий стиль» Памука идет не извне, а изнутри. То есть это не описание «загадочной турецкой души» методами европейской литературы, но нечто противоположное: воссоздание или даже создание — да, пожалуй, это верное слово — старотурецкой литературной традиции. Именно старотурецкой, с соответствующей системой образов, упором на очень своеобразную логику событий и поступков…

Чрезвычайно интересный эксперимент. Кажется, доселе только Шмуэл-Йосеф Агнон проделал что-то подобное, создав произведения средневековой ивритской литературы именно в том виде (язык, мысли, проблематика), какими они могли бы быть, если бы… если бы были, если бы эти идеи получили воплощение в художественных текстах, а не в форме диспутов, религиозных толкований и пр. Турецкая культура тоже имеет достаточно давние корни, уходящие пусть и не на тысячелетия, но на века. Вполне нормальный срок для сотворения шедевров, и давайте-ка не будем травить входящие в моду турецкие анекдоты: про нас, кем бы мы ни были, тоже анекдотов хватает. Турецкая культура глубока и необычна. Турецкая культура даже не бесписьменна. Но вот ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ на ее базе не возникло: сказания, легенды, дастаны — все же не совсем то.

А теперь такая литература, получается, есть. Причем Памук использовал как фундамент не имеющиеся (все-таки) письменные жанры, а, если можно так сказать, визуально-звуковой ряд. Например, странное для европейского взгляда лицедейство, сопровождающее «информационный обмен» в старотурецких кофейнях: читатель сперва и не понимает, от чьего имени в этих главах ведется повествование (оказывается, от имени… персонажей картин, вывешиваемых в кофейне каждый раз заново, как театральные декорации). Но еще важнее призма восприятия художников. Тех самых мастеров восточной миниатюры — в общем-то иранской по стилю, для Турции чуждой, завезенной в нее сперва как военный трофей, — которые на несколько ярких десятилетий стали, подобно арканарским книгочеям, главным «ферментом цивилизации». Уже к финалу книги равнодушие правителей и повысившийся градус исламизма стирают «нечестивцев» с турецкой цивилизационной карты; но эти десятилетия у них все-таки были.

Творчество Памука формально соответствует канонам экзотического детектива. Но детектив это вдобавок еще и фантастический, в чем мы убеждаемся с первых же строк. Дело не в том, что один из группы художников (а потом и другой), работающей над неким таинственным заказом (каким?!), вдруг оказался убит. Это, что ни говори, обычный поворот сюжета: творческие амбиции, верность традициям и бунт против них, борьба за место под солнцем и у кормушки, причудливо, неоднозначно сочетающаяся с мыслями о свободе творческого таланта, — узнаваемо взрывоопасный материал, за ним даже не надо было ехать в почти средневековую Турцию. Но когда выясняется, что убитые продолжают активно и заинтересованно наблюдать за дальнейшим развитием событий; когда стиль их обращения к читателю (каждая глава подана с позиций кого-либо из персонажей, будь то художник или нарисованная им лошадь) и бытовая страстность их оценок подчеркнуто не изменяется в зависимости от того, по какую сторону бытия они пребывают; когда столкновение принципиально разных стилей и школ порождает не творческий кризис или творческий же прорыв, а вдруг «по-инопланетному» трансформирует личность, изменяя меру сцепления с окружающим миром… Когда вдруг оказывается, что слепота, грозным рубежом встающая на пути лучших из мастеров кистей и красок, тоже способна открыть горизонт в непостижимые дали…

Более подробный пересказ дать затруднительно. Представьте себе сюжет, допустим, «Альтиста Данилова» (тоже ведь очень странная книга, так и оставшаяся одинокой!) на базе «Тысячи и одной ночи»!

Причем изюминка даже не в восточном колорите как таковом. Лауреата Нобелевской премии Агнона мы уже поминали, а теперь пора вспомнить, например, кого-нибудь из великих японцев: Акутагаву, Хокусая, Куросаву… Тех, кто открыл нам глубину и простор культуры доселе незнакомой, мощнейшей, и притом — странной почти до инопланетности.

Палитра мира была бы гораздо беднее без нее. И без тех горизонтов, которые только сейчас пытается открыть Орхан Памук, — тоже.

Так или иначе, этот роман, безусловно, пребывает в русле не массовой, но элитной литературы. И, пожалуй, бросает дополнительный отсвет на нынешнюю позицию издательства «Амфора» (см. мнение Р. Арбитмана в «РФ» №1/2004). Я бы все-таки назвал ее не «нечистоплотной», а именно «всеядной» — быть может, вопреки стремлениям самих издателей. Вполне допускаю, что Саддам Проханов их сердцу милее, чем Б. Н. Стругацкий (об Агноне с Акутагавой вообще речь не идет!), а Памук был во многом опубликован потому, что писатель он уж очень явно не западный — хотя некий минимум западных имен «Амфора» тоже предъявляет. Но все-таки перечень по-настоящему хороших книг не так уж мал, а они сами по себе способны скорректировать издательскую ангажированность. И «Меня зовут красный», и «Комментарии к пройденному»…

Кстати, о «Комментариях», «Амфоре» и январском номере «РФ». Абсолютно согласен с мнением критика о многочисленных «ляпах» составителя, но все-таки не надо бы множить их число за счет своих! У Бориса Натановича был, скажем, «научный институт со всеми его онерами», херр Стогофф превратил «онеры» в «резонеров», критикующий его Роман Арбитман трансформирует их уже в «манеры»… Кто пострадал? Кто выиграл?

…Но мы отвлеклись. Вернемся к «Красному». Любопытный факт: я недавно анализировал читательские вкусы тех из «бывших наших», которые поселились в Германии (понятно, не со специальной целью определить рейтинг именно О. Памука), и вот что выяснил. Оказывается, в русскоязычных магазинах, каталогах и даже библиотеках ФРГ его книги есть, а вот в турецких разделах все тех же библиотек и книжных магазинов (например, Weiland’а: это крупнейший книготорговый концерн, работающий с литературой на множестве языков, включая русский и турецкий) — нет: сложноват оказался этот автор для турецкоязычного покупателя. Выходит, мы в постижении «загадочной турецкой души» кое-кого опережаем!