ТРИП

Илья Новак

Я выбросил сигарету и позвонил. Вовик открыл сразу же, будто ждал под дверью, и я вошел в квартиру.

— Будешь? — Он махнул рукой в сторону кухни, где на подоконнике стояла литровая бутылка без этикетки.

— Ты ж знаешь, что нет.

Вовик был в полосатом халате с симметричными заплатами на локтях, из-под халата торчали худые ноги. Отвернувшись от меня, он достал из холодильника пластиковую бутылочку, в которой плавали льдинки, и откупорил ее. В стограммовый стаканчик из большой бутылки налил спирту, из маленькой — ледяной воды, сунул в стаканчик мизинец и взболтал. Смесь слегка побелела и — я это точно знал — стала чуть теплее.

Еще на подоконнике стояли пепельница и блюдце с соленым огурцом. Вовик — цап огурец, хвать стакан, стеснительно покосился на меня и выпил.

Я отвел взгляд, но не из нежелания смущать его.

Раньше мы часто пили вместе. Похмелья мои месяц за месяцем становились все тяжелее, дело дошло до невнятно бормочущих в моем мозгу голосов, пляшущих посреди темной комнаты световых пятен и дрожащих по утрам рук.

Кошмарные ощущения продолжались несколько лет. Моей не слишком развитой силы воли хватило на то, чтобы не пить пять дней и пойти в медцентр. Докторша, слушая душещипательную историю моей жизни, качала головой с неподдельным сочувствием. Потом, когда я заплатил, уколола иголочками мочки моих ушей, вдавила большие пальцы в лоб над бровями и невнятно забормотала низким голосом. Современный вариант заклятия, научный загов ор, вот что это такое. Когда все закончилось, мне сказали, что через год лучше бы пройти еще один сеанс, и отпустили с миром.

Прошло три года, я не иду на повторную процедуру заклятия, потому что теперь меня не тянет к спиртному. Последствий немного: машинально отвожу взгляд, когда по телевизору кто-то выпивает, и окончательно разлюбил застолья.

А Вовик пьет по-прежнему — и что он теперь имеет? Не знаю, как называется эта болячка. Что-то, связанное с мозгом... У него постоянная температура тридцать семь градусов, он лечится, глотает какие-то колеса — и продолжает пить. Я, когда бросил, похудел и спал с лица, а Вовик, когда-то стройный, еще больше растолстел, даже распух, щеки как у барсука.

— Ну, есть? — спросил я.

Вовик сел на подоконник спиной к открытому окну и достал из кармана два спичечных коробка. Задумчиво рассмотрел их и один протянул мне, а другой спрятал обратно. На коробке был изображен кораблик. Символично.

— Ровно полтинник.

— Скока-скока?

— Ну, понимаешь, это что-то новое, такого раньше не было.

Я помолчал, соображая, смогу ли выложить сейчас пятьдесят баксов.

— А оно точно, какое надо? Чтоб не сильное, а то меня предупреждали, что когда в первый раз пробуешь сильное, то лучше, чтоб кто-то находился рядом. В окошко можно сигануть... Но и чтоб торкнуло все-таки.

— Какое надо, — заверил он. — Было бы сильное, стоило б еще дороже.

— Ну ладно...

Передал ему мятую зеленую бумажку, придвинул ближе пепельницу и закурил. Вовик налил, взболтал мизинцем, выпил и тоже закурил. Говорить нам не о чем. Я уже давно неплохо зарабатываю, а Вовик не у дел. Хотя это было раньше, а теперь он наркотой приторговывает.

— Слушай, не пойму, чего тебя вдруг потянуло? — спросил Вовик. — Эта гадость, как его...

— Диэтиламид лизергиновой кислоты.

— Ну да. Хотя нет, это ж что-то новое. Потому и дороже.

Я забеспокоился. Слишком уж он безответственный пацан.

— Вовик, а ты меня не отравишь? Ты смотри...

— Не, что ты. Оно слабое. Это какие-то химики сделали. Мой продавец говорит, они сами пробовали, все нормально.

— А сколько времени оно действует?

Он пожал плечами. Глаза у него уже помутнели — спирт с самого утра, а как же...

— Вот не знаю. Т-ты сейчас домой?

— Мне на работу надо.

— Ну да. Т-ты ведь его не сейчас проо... пробовать будешь, перед работой, в-вечером только... Ну и ноо... нормально, за ночь пройдет. — Он всегда по пьяни начинал заикаться. — Слушай, ты ж раньше боо... боялся этого. Я помню, т-ты рассказывал, что даже уколов боишься и анализа крови из паа... пальца.

— Это же облизывать надо или под язык. — перебил я. — Причем тут уколы?

— Но все равно наа... наркота. Это дело, если привыкнуть...

— Именно это не вызывает привыкания, я читал. Хочу попробовать. Тем более, если оно слабое.

Я поднялся, пряча коробок в карман.

— А, ладно... — пробормотал он и тоже встал. — Я тут «Человека-Паука» поо... посмотрел, Круто. Чувак из окон прыгает и летает между крышами. Я тебя вчера из маршрутки в-видел, ты с кассетой какой-то шел. Новый фильм? Дашь поо... посмотреть?

— Это «Священная Гора», Вовик. Оно тебе надо? Гляди себе ток-шоу в телевизоре.

Он вроде как обиделся и, подумав, предостерег:

— Смотри, не стань наа... наркошей...

— Кто б говорил.

Когда я уже был в прихожей, до Вовика дошло.

— Чего ты? Я не наркоман, никогда это гоо... говно не пробовал.

— Нет? — Я обернулся и показал на подоконник. — Это что там, по-твоему, стоит, Вовчик?

Он перевел удивленный взгляд с бутылки на меня.

— Спиртяка. Ну, бухаю иногда, но это в-ведь...

— Та же наркота, только разрешенная. Иногда, да? Ты не понимаешь, что ли? Ты такой же наркоша, как... — я умолк. Нет, не понимает. Кто сидит на стакане, тот не сидит на игле.

Вовик хмуро прошел на кухню и оперся о подоконник, повернувшись спиной ко мне.

— Смотри, не начни летать между крыш, — произнес я насмешливо и захлопнул за собой дверь.

* * *

Теперь вот стою и жму кнопку вызова лифта. Жду, переминаясь с ноги на ногу — лифт не едет. Делать нечего, спускаюсь пешком с седьмого этажа. Снизу эхо доносит приглушенные голоса, слышно, как разъезжаются и съезжаются створки кабины, тарахтит мотор. Лифт проползает мимо. Наверху шаги, хлопает дверь... теперь и я могу его вызвать, но уже незачем. Последний пролет, первый этаж.

Снаружи мокро и серо. У меня на лбу выступает испарина, я вытираю ее ладонью и трясу рукой. Закуриваю, прищурившись, гляжу на небо. Оно блеклое, жидкое какое-то. Рядом детский садик, воспитательница уже вывела детей на утреннюю прогулку: слышен деловитый лепет, плач, мальчики скатываются с горки, девочки копаются в грязном песке. С сигаретой во рту направляюсь к остановке, но не успеваю сделать и трех шагов, как сверху доносится звон разбитого стекла.

Оборачиваюсь — и чуть не проглатываю сигарету. Он падает, расставив руки и ноги, в своем халате, полы которого развернулись, словно крылья. Искаженное лицо, согнутые в коленях тощие ноги, под распахнутым халатом волосатая грудь и белое пятно трусов. Влипает в асфальт. Со стороны сада доносится визг. Воспитательница стоит посреди площадки с разинутым ртом, к сетке ограждения прижались детские лица.

Смотрю вдоль дома: пустые бежевые «жигули», дальше женщина с коляской, алкаш с сумкой, занятый утренним сбором бутылок, еще какие-то люди, мент стоит на углу...

А у меня «кораблик» в кармане.

А я только что из подъезда вышел, это мог кто-нибудь видеть.

А в кармане полосатого халата, что накрывает мертвого Вовика до сих пор, наверное,
лежат пятьдесят баксов с отпечатками моих пальцев.

Слышен шум лифта, дверь подъезда начинает открываться.

Разворачиваюсь и бегу. Мимо дома, мимо пункта приема стеклотары, вдоль скверика — и попадаю к автобусной остановке.

В автобусе народу немного, рядом со мной три мужика, один сидит, двое стоят над ним. Я хватаюсь за поручень, делаю несколько глубоких вдохов. Вроде бы отпускает помаленьку, сердце бьется уже не так часто. Смотрю в открытое окно, как раз начинается дождь.

— Летающих тарелок не бывает, — говорит один из стоящих. Гляжу на него, вслушиваюсь в слова, чтобы как-то отвлечься от произошедшего. Коротышка в куцем костюмчике, лысенький. Двое других внимают ему с недоумением.

— Допустим, у вас жена — стерва. И вот она с утра не в духе, все у нее валится из рук. Дети ее раздражают, вы нервируете, да еще лучшей подруге муж купил новое пальто, которое вашей жене светит не скоро. — Он говорит с абсолютно непроницаемым, серьезным выражением лица. — И вот на кухне она начинает швыряться в вас посудой. Вам в голову летят ложки, ножи, блюдца и... Вот тогда-то... — коротышка значительно поднимает указательный палец. Двое молча и растерянно смотрят на этот палец. — И вот тогда, говорю, и появляется то, что мы можем с полным на то основанием назвать «летающими тарелками». Но «летающих тарелок» в таком виде... — он тычет пальцем в серое небо за окном... — Не-бы-ва-ет!

Бред какой.

Появляется контролерша, тощая и вредная. Почти каждое утро я ее вижу. Смотрит на меня и заводит свое обычное:

— Билетики покупаем... Проездные показываем, предъявляем...

Мужички покупают билетики, а я сую ей под нос проездной.

Контролерша эта — религиозная маньячка, по лицу видно. Каждый раз она мне что-нибудь всучить пытается, как ее до сих пор не уволили? Она дает мужичкам листки бумаги, а потом и меня одаривает. Киваю как можно равнодушнее, чтобы не пробудить в ней надежду и не выслушивать потом пятиминутную проповедь. Когда она отходит в конец автобуса, разворачиваю листок и украдкой читаю:

так уж устроены наши чувства, что страдания бесконечны

а радость всегда конечна и ограничена — почему?

ОТВЕТЫ НА ЭТИ И ДРУГИЕ ВОПРОСЫ

ЦЕРКОВЬ

КОСМИЧЕСКОГО НЕСОЗНАНИЯ

(ДК «Хлебокомбинат», ул. Луначарского, 1/2

пятница, суббота с 9.00 до 12.00)

Ага, знаю я эту церковь, она давно здесь. Дом Культуры неподалеку от работы, каждый день, кроме выходных, по два раза мимо него курсирую.

Удар, скрежет, автобус наклоняется, мужики рядом со мной орут, сзади визжит контролерша. Я вцепляюсь в поручень, автобус кренится все сильнее. Пассажиры катятся по полу, я повисаю на поручне. За окном проворачиваются крыши домов, а потом остается только небо. Содрогается мироздание, небо подпрыгивает, дрожит и покачивается... нет, это я покачиваюсь на поручне. Подо мной в куче осколков шевелятся мужики.

Автобус лежит на боку. Над головой — открытое окно. Я подтягиваюсь, сначала одной, затем второй рукой хватаюсь за край проема. Болтаю ногами, морщусь от напряжения — и вылезаю наружу.

Внизу улица, прохожие глазеют со всех сторон. Виден багажник здоровенного джипа. Наверное, на мокром асфальте его водитель не справился с управлением и протаранил автобус. На заднице отползаю подальше от окна. По тротуару в нашу сторону бежит милиционер. Автобус выехал на газон, смял кусты у высокой ограды ДК «Хлебокомбинат». Помедлив, я спрыгиваю в кусты, встаю и быстрым шагом ухожу, не обращая внимания на крики и гудки.

Продолжение читайте в журнале «Реальность Фантастики №12(16) за декабрь 2004».