МАЛАЯ ДОЛЯ ЛОДОМИ

Лора Андронова

Когда солнечный луч выбился из-за шторы и обжигающей полосой лег на стол, Хедера захлопнула книгу и заявила:

— Пожалуй, я рискну. Не вижу иного выхода.

Эгон и Рамон оторвались от потрепанного, изъеденного мышами манускрипта и непонимающе уставились на нее.

— Рискнешь?

— Пойти к Лодоми, — пояснила Хедера.

На мгновение стал слышен писк изучавшей потолок мухи.

— О, хорошо, — неуверенно отозвался Эгон. — Тебе водички не дать глотнуть? Холодненькой, с лимоном?

— Ты спятила? — спросил Рамон.

Хедера жалобно покосилась на братьев, облизала губы. Распустила и заново перевязала жреческий пояс.

— Да. И я хочу, чтобы вы пошли со мной!

Рамон захохотал так, что сидевшая в другом конце зала женщина в одеждах старшей служительницы выразительно кашлянула.

Эгон пихнул его локтем в бок.

— Ах, чтобы мы пошли с тобой! Как мило. Ты, часом, не перегрелась? Не перезанималась? — продолжил Рамон громким шепотом.

Хедера вздохнула.

— Рано или поздно через это проходят все.

— Предпочитаю «поздно», — сказал Эгон.

— А я — «очень поздно», плавно переходящее в «никогда», — буркнул Рамон.

Хедера снова вздохнула.

— Я серьезно.

— И мы серьезно. Тебе разве не страшно? — спросил Рамон.

— Страшно. Все эти слухи, сплетни, все эти истории о Лодоми... — Хедера поморщилась. Открыла книгу и бездумно перелистнула несколько страниц: — Но моя башня... Если я не пойду к нему, она так и останется уродливым огрызком. Мне нужна его помощь, его советы.

— Это у тебя уродливый огрызок?! — возмутился Рамон. — Да твоя башня — лучшая среди младших!

— Подумаешь — достижение! Лучшая среди младших!

Круглое лицо Эгона порозовело.

— А ты хочешь, чтобы она была лучшей в Долине?

— Почему бы и нет!

— Лучше, чем у Лодоми?

Они невольно посмотрели в окно, на расстилавшуюся у подножия города Долину Шпилей. Острая, яркая, как пламя, башня Лодоми иглой впивалась в небо, многократно превосходя строения других жрецов.

— Почему бы и нет, — менее уверенно ответила Хедера. — Со временем...

Рамон покачал головой.

— Тебе надо чаще отдыхать. Побольше кабаков, поклонников, вечеринок. И поменьше мыслей о благодати, башнях и Лодоми.

Хедера промолчала.

— Господи, неужели ты не помнишь, что случилось с Мартой? И что рассказывала Кена?

Хедера не ответила.

— А Тильсен, что говорил Тильсен?

— И Грета...

— Идти к Лодоми надо, но почему именно сейчас?

Хедера пожала плечами. Эгон и Рамон нервно переглянулись: по лицу старшей сестры было видно, что спорить бессмысленно. Лет пятнадцать назад именно с такой гримасой она убеждала их, что соседские сливы куда вкуснее, что перелезть через увенчанный шипами забор — ничего не стоит, и что здоровенный кобель Кусака получил свою кличку вовсе не за любовь пускать в дело клыки.

— Чем ты отплатишь Лодоми за помощь? — безнадежно спросил Эгон.

— Он не берет платы.

— Он не берет денег, ты хочешь сказать, — поправил Рамон, — это не совсем одно и то же.

Эгон закивал.

— И, по-моему, лучше отдать мешочек золота и пару дней помучиться жадностью, чем всю жизнь мучиться по поводу пресловутой «малой доли».

— Гадать, что же у тебя отняли, — поддакнул Рамон. — Гадать, что же таки получил за свою помощь старый змей.

Смуглые пальцы Хедеры забарабанили по столу.

— Я не буду мучиться, — сказала она. — Я долго думала об этом и... знаю, что он получит.

— И что же? — спросил Эгон.

— Полагаю, нечто непристойное?

По губам девушки скользнула лукавая улыбка.

— Пойдете со мной — скажу.

* * *

Пабия была городом большим. Мощеные улицы спиралями оплетали четыре расположенных полумесяцем холма — Лукус, Драпу, Сену и Кибу. У их подножия лежала Долина Шпилей — святое, волшебное место, сердце всего верного Одаривающей мира.

Фасады домов Пабии были обращены к равнине, из каждого окна открывался вид на лес стремившихся к небу башен. Ближний край равнины, напоенный влагой десятков ручейков, зеленел и цвел. Дальше на восток земля становилась суше, переходя в степь.

Большая часть башен располагалась у самых городских ворот. Здесь стояли первые, древние строения — основательные, непривычно приземистые, кряжистые. Их шпили приобрели высохший, коричневатый оттенок — знак того, что создатели покинули мир живых. Сложенные из валунов стены сделали бы честь любой крепости — надежные, строгие, без легкомысленных украшений.

За чередой памятников старины шли башни поновее, чьи хозяева еще ходили по земле. Камень постепенно сменился заговоренным деревом — легким, с филигранной резьбой. Заклинания позволяли делать башню почти невесомой, словно парящей над равниной.

Древесина для строительства использовалась самая разная — сосна, кедр, лиственница, липа. Равнину наполняло множество оттенков золотистого, бежевого, охряного.

Башня Лодоми выделялась в Долине Шпилей, словно огненный кленовый лист среди желтой осенней травы.

* * *

От орденской библиотеки к дому верховного жреца Лодоми вела липовая аллея — всегда многолюдная, шумная, полная младших служителей богини.

Встречных знакомых Рамон приветствовал одинаково:

— Здорово! Ты ведь знаешь мою сестру, Хедеру? О, конечно, знаешь! Посмотри на нее внимательно — возможно, это ваша последняя встреча...

И пояснял, когда глаза прохожего округлялись:

— Она собралась к Лодоми.

Реакция следовала сама разная — вздохи, недоуменные взгляды, нервный смех. Бывалые спешили поделиться впечатлениями:

— ..А потом как рявкнет — у меня аж коленки затряслись... Думал — все, пришибет милостью Одаривающей.

— Лучше бы побил, честное слово. Страшный человек.

— Про Саймона слыхали? Который повесился?

— ...выскочила от него через час, лицо зареванное, опухшее, глаза дикие. Тем же вечером собрала вещички и умотала домой, в Лагевер.

— Зато моя башня... Ради нее стоило пережить и троих Лодоми.

— На прощание, как обычно, про малую долю сказал — до сих пор голову ломаю, что же он имел в виду?

Рамон и Эгон слушали внимательно, кивали, поддакивали. Хедера отмалчивалась — у нее был вид человека, спрыгнувшего в яму с тиграми: думать о принятом решении не хочется, но отступать уже поздно. Она глядела по сторонам — на стены домов, на фонтаны, на стоявшие на тумбах корзины с петуниями, избегая смотреть вниз, на Долину Шпилей. Мысленно Хедера проклинала Рамона — если бы не его болтовня, она еще могла бы передумать, но повернуть назад теперь, когда о ее замыслах узнала половина Пабии, было невозможно.

Хедера и ее братья вступили в Орден Строящих пять лет назад, по протекции служителя Ингара. Он сразу почувствовал способности в Эгоне, а после проверки выяснилось, что благодать Одаривающей коснулась и его брата с сестрой. Для Хедеры это стало сбывшейся мечтой: из купеческой дочки превратиться в жрицу, способную исцелить смертельно больного, найти потерявшегося в толпе ребенка, вызвать дождь.

Хедера хотела однажды вернуться с братьями в родной город, стать в нем наместницей верховного жреца. Хотела сделать Ризну такой же прекрасной, как Пабия, хотела сделать из окружавшей ее пустыни благоухающий сад, хотела...

— Эй, — Эгон тронул сестру за плечо.

Хедера вздрогнула, споткнулась и едва не упала.

— Что?

— Пришли, — тихо сказал Рамон.

Хедера подняла глаза. Перед ней возвышался дом верховного жреца.

* * *

Когда у жрецов Одаривающей спрашивали «Зачем вам башни?», они обычно отвечали — «А зачем вам воздух?».

Башня у каждого служителя была своя, единственная, любовно возводимая с самого вступления в Орден. В нее вкладывалось все — магия, знания, талант, вера. Она жила и умирала вместе с хозяином, являясь воплощенной молитвой богине.

И та отвечала, одаривая лучших особой силой.

Башня верховного жреца Лодоми была лучшей из лучших.

* * *

Тяжелее всего было позвонить в дверь.

— Давай ты, а? — Хедера умоляюще посмотрела на Эгона.

Тот покорно вздохнул и дернул шнур. Раздалось пение колокольчика.

— Мы пойдем, — нервно сказал Рамон. — А то сожрет еще и нас по ошибке.

— Погодите! Постойте немножко! — она схватила братьев за руки.

Эгон послушно замер. Рамон дернулся в сторону, но было уже поздно — дверь открылась.

На пороге стоял Лодоми.

Верховный жрец был смуглым и черноволосым, черты его лица — резкими, хищными. Лодоми считали бы красивым, если бы не постоянная гримаса раздражения, если бы не вечно поджатые губы, если бы не жесткий, неприятный взгляд. Ему не надо было хмуриться, кричать, топать ногами — даже улыбаясь, он выглядел недовольным.

— Пришли за советом? — в тоне Лодоми сквозила досада.

— Да, — ответила Хедера и склонилась в поклоне.

Верховный жрец кивнул и посторонился, пропуская гостей.

— Вообще-то, мы... — начал Рамон.

Лодоми смерил его взглядом.

— Что вы?

Рамон поежился. Сказать верховному жрецу, что за помощью пришла только Хедера, показалось ему немыслимым.

— Ничего. Простите.

Тонкие губы Лодоми скривились в усмешке.

— Ах, ничего? Хорошо. С тебя и начнем.

Он провел посетителей в просторную, почти пустую гостиную. Махнул рукой в сторону соломенных кресел:

— Располагайтесь.

Сам же, не задерживаясь, прошел на террасу. Бледный до прозрачности Рамон последовал за ним. Его прощальный взгляд был полон тоски и укоризны.

Когда они скрылись, Хедера осторожно села на краешек кресла. Выпрямилась, сложила руки на коленях. По спине у нее бегали мурашки.

— Ох, — только и смог вымолвить Эгон.

Заросли дикого винограда, отделявшие террасу от гостиной, чуть шевелились от ветра.

* * *

— Ты — Рамон Тули? — спросил Лодоми.

Юноша кивнул. То, что верховный жрец знает его имя, даже не показалось ему удивительным.

— Сколько лет в Ордене?

— Пять.

— Уровень посвящения?

— Ловец.

— Ясно, — по тону ответа Рамон не понял, считает ли верховный жрец его развитие слишком медленным или, напротив, слишком быстрым. Но то, что Лодоми недоволен — сомнений не вызывало.

Жрец опустился в кресло, откинул голову на подушку. Движения Лодоми были плавными, элегантно-неторопливыми. В полутени белое с золотом одеяние казалось особенно ярким, торжественным. Рамон переступил с ноги на ногу, ощущая себя забравшимся на алтарь тараканом.

— Показывай, — лениво бросил Лодоми.

Рамон вздрогнул. Ладони сделались влажными, липкими. Во рту пересохло. Деревянной походкой он подошел к ограждавшим террасу перилам. Всмотрелся в лежавшую перед ним Долину Шпилей, отыскивая свою башню. Потянулся к ней, зашептал заклинания. В воздухе медленно соткался чуть плывущий, но четкий образ.

Некоторое время Лодоми молча изучал проекцию. Он не вставал с места, даже не шевелился, но Рамон чувствовал, как его творение трогают, ощупывают, исследуют. По висевшему в воздухе силуэту пробегали искры, далекая башня на краю Долины Шпилей отвечала рокотом — то тихим, еле слышным, то громким, жалобным.

— Я не понимаю, — сказал, наконец, Лодоми. — Я совершенно не понимаю, о чем ты думал, лепя это убожество.

Рамон сделал шаг назад, натолкнулся на стол и замер, не отрывая взгляда от холеных рук жреца.

— Пять принципиальных ошибок: в подборе материалов, в фундаменте, в поддерживающих чарах. Около дюжины менее значительных проколов, несчетное число ляпов, небрежностей и неточностей.

Лодоми щелкнул пальцами, делая проекцию крупнее.

— Что это? Вот здесь, здесь и здесь? Это же просто смешно! Кто тебя учил? Кириен? Или Ингар?

— Я...

— И еще тут! Как топорно, грубо! Ты повторяешь банальнейшие ошибки, описанные в десятках книг! Ты читать вообще умеешь? Да? А пробовал хоть раз? И как тебя только в Ловцы посвятили...

Рамон отчаянно искал слова.

— Я не...

— Ты никогда не думал о том, что одних способностей недостаточно? Что надо работать? Постоянно работать. Тренироваться, анализировать, искать?

Лодоми резко подался вперед.

— Ты никогда не думал о том, что тебе, возможно, не стоит искать пути к Одаривающей? Что, возможно, твое призвание — обжигать глину или торговать капустой на базаре? С чего ты взял, что такой глупец и бездарь достоин быть в Ордене?

В голосе верховного жреца было столько злости, что Рамон отшатнулся.

— Я могу дать тебе несколько советов — вот только, удержишь ли ты их в голове... И хочешь ли ты их слышать?

Рамон не хотел. Его единственным желанием было оказаться в Лагевере, в Серых Скалах или в Ризне. Где угодно, лишь бы подальше от Лодоми. Но вслух он сказал:

— Да.

Верховный жрец поморщился.

— Что ж. Только помни — это был твой выбор.

Юноша кивнул.

Следующие полчаса стали худшими в его жизни.

####

...Когда Лодоми замолчал и взмахом руки убрал проекцию башни, у Рамона даже не осталось сил, чтобы сдвинуться с места. Он стоял посреди террасы, ощущая себя куском дерева, над которым поработал опытный резчик.

— Это все, — сказал верховный жрец, с усмешкой наблюдая за младшим служителем. — Можешь идти.

Рамон поклонился. Отступил на шаг. Снова поклонился.

— Спасибо, — он надолго замолчал, собираясь с мыслями: — Чем я могу отблагодарить вас?

Лодоми улыбнулся — кончиками губ, торжествующе:

— Не волнуйся, я уже получил свою малую долю. Зови сестру.

* * *

— Хедера Тули, — задумчиво проговорил Лодоми.

Та кивнула.

— В Ордене?

— Пять лет, — она замялась. — Посланница.

Лодоми смотрел в сторону.

— Красивая молодая девушка, — заметил он, обращаясь сам к себе. — Зачем ей Орден?

Смуглые щеки Хедеры залил румянец.

— Вы хотите сказать — зачем она Ордену?

— Может, и так, — верховный жрец по-прежнему избегал смотреть на гостью.

Хоть Хедера и ожидала чего-то подобного, на глаза навернулись слезы.

— Может, вы сперва оцените мою башню?

Лодоми поднял голову и взглянул на Хедеру. Его глаза были черными, безжалостными.

— Показывай.

* * *

— Что-то они долго, — обеспокоено сказал Эгон. — С тобой Лодоми меньше возился.

Рамон пожал плечами. После беседы с верховным жрецом мир зазвучал по-другому, словно мелодия, у которой сменился акцент. Все, что не касалось башни, ушло на второй план, сделалось неясным, невыразительным. Это было странно, пугающе и...

Прекрасно.

— Там очень страшно? — в который раз спросил Эгон.

— Очень, — равнодушно ответил Рамон.

Ему не хотелось говорить. Возможно, потом он и будет с удовольствием обсуждать беседу с верховным жрецом, приукрашивать ее жуткими подробностями, пугать намеками, но теперь он мог думать только о башне. О том, какая она сейчас, и какой она станет.

— Лодоми — гений.

— Что? — не понял Эгон.

— Гений. Как он только все это знает, все видит? Все ошибки, все проколы? Все мелочи?

— Он — верховный жрец.

Рамон махнул рукой.

— Это не объяснение. Сомневаюсь, что мудрость заключена в золотом поясе главы Ордена.

Они помолчали, глядя на стену дикого винограда.

— И знаешь..., — разбил тишину Рамон.

— Что?

— Я не понимаю, зачем ему это. Зачем Лодоми с нами возится?

Эгон успокаивающе похлопал брата по плечу.

— А кто понимает? Может, это входит в обязанности верховного?

— Сомневаюсь. Какой ему в этом интерес? Он настолько выше, настолько... — юноша потряс головой, не находя слов. — Настолько...

Повисшую паузу снова нарушил Рамон:

— Хотя, мне кажется, я догадываюсь.

— Догадываешься?

— Да. Это кажется глупым, но, наверное, Лодоми...

Его прервал шелест листьев. Ветви винограда раздвинулись, выпуская Хедеру.

— Эгон, иди, — сказала она и медленно сползла на пол.

* * *

...Ухоженные руки жреца описали круг, завершая волшбу.

— Вот так это делается.

Эгон сглотнул. На долю мгновения он увидел свою башню такой, какой она должна быть — яркой, высокой, острой, как игла. Похожей на башню Лодоми, но другой, идеальной, неповторимой.

— Ты хоть что-то понял? — хмуро поинтересовался верховный жрец.

— Мне кажется, да.

— Рад за тебя, — тон Лодоми заставлял в этом сомневаться.

Эгон счел за лучшее молча поклониться. Верховный жрец ответил небрежным кивком.

— Иди.

— Как я могу вам отплатить? — традиционная фраза вырвалась у Эгона сама.

Лодоми вздохнул и закрыл глаза.

— О, я уже получил свою малую долю!

Эгон не знал, что ответить, потому поклонился еще раз. Пятясь, подошел к входу в гостиную. Отвел в сторону виноградные лозы и бросил последний взгляд на Лодоми.

Тот сидел неподвижно, еле заметно улыбаясь своим мыслям. На его лице лежала тень, подчеркивая высокие, заостренные скулы, складку у рта, рассекавшие лоб морщины. Белая накидка жреца казалось серой, как речной песок. Только на поясе лежал солнечный блик, зажигая огнем золотые звенья.

* * *

Покинув дом верховного жреца, Хедера и ее братья, не сговариваясь, направились в Долину Шпилей. Большую часть пути они прошли молча, не глядя друг на друга.

Миновав шумную липовую аллею, спустились к городским воротам. Долина встретила их горячим ветром, запахом нагретого камня и сухих трав.

Возле башни Лодоми они остановились, благоговейно глядя легкие, совершенные стены, на тонкую резьбу, на пламенеющий шпиль.

— Помнится, ты обещала кое-что объяснить, — дрогнувшим голосом сказал Рамон.

Хедера тряхнула волосами.

— Не уверена, что я права.

— Не увиливай.

— Это по твоей милости мы там оказались, — поддержал его Эгон.

— Хотите сказать, что жалеете?

Братья переглянулись.

— Нет. Но уговор есть уговор.

Хедера села на оставшееся от строительства бревно. Одернула подол жреческого одеяния, расправила концы пояса.

— Мне кажется, что он боится.

— Боится?! Чего?!

— Не чего, а кого. Нас. В самом общем смысле слова. Молодых служителей, которые со временем станут ему соперниками.

Рамон захохотал.

— Ну конечно! Именно поэтому он дает бесценные советы, без которых половина нынешних старших так и осталась бы в учениках!

— Дело не в том, какие он дает советы! Дело в том, как он это делает! — воскликнула Хедера. — Вспомни, скольким пришлось оставить служение после беседы с ним? Вспомни Тильсена, Грету, да того же Саймона, мир его праху!

— Слабаки, — небрежно бросил Рамон.

— Возможно. А то, что советы Лодоми хороши... Давай он плохие советы, никто бы к нему и не пошел.

— По-моему, ты несешь чушь.

Хедера выпрямилась.

— А, по-моему, ты хамишь. У тебя есть другое объяснение? С интересом послушаю.

Рамон прилег на траву рядом с сестрой, посмотрел на нее снизу вверх.

— Думаю, ему надо знать, что он — лучший.

Брови Хедеры взметнулись вверх.

— И все?

— Это не так мало.

— То есть, ты хочешь сказать, что он просто самоутверждается, глядя на наши убогие попытки воззвать к Одаривающей?

— Вроде того.

— Звучит глупо.

— Может быть. Не глупее твоих домыслов.

Брат и сестра, нахмурившись, отвернулись друг от друга. Потом одновременно перевели взгляды на молчавшего Эгона.

— А ты что думаешь о малой доле Лодоми?

Тот смутился.

— Не знаю.

— А все-таки?

— Правда, не знаю.

Эгон вспомнил верховного жреца — немолодого, уставшего, одиноко сидевшего на террасе — и решительно покачал головой. Произнести вслух то, что он думал, показалось молодому служителю кощунственным.

* * *

Лодоми дождался, пока семейка Тули отойдет от его башни, и медленно приблизился.

— Привет, милая, — сказал он. — Я принес гостинчик. Свою малую долю.

Скинув белую накидку, верховный жрец плавно поднялся в воздух и облетел башню, выискивая что-то. Его руки окутала дымка, губы шептали заклинания. Он касался стен, гладил их, выправляя незримые шероховатости, изъяны.

— С трех человек — восемь новых ошибок, — бормотал Лодоми. — Не так плохо. Совсем не плохо. День прошел не зря.

Под его ладонями резные узоры начинали светиться, переливаться оттенками золота. Он быстро устранил крошечный недочет, такой же, как у Хедеры, исправил подсмотренный у Рамона промах.

Закончив работу, Лодоми отлетел в сторону, любуясь своим детищем.

Да, это была самая прекрасная башня в Долине. Башня, возведенная из бревен чужих ошибок.