НАРЕЗКА ИЗ ЖИЗНЕЙ ПОД ОСТРЫМ СОУСОМ

Ольга Опанасенко

Нил Гейман. Дым и зеркала/ Пер. с англ. А.Комаринец, Н.Эристави. — М.: АСТ: ЛЮКС, 2005. — 378, [6] с. — (Альтернатива. Фантастика).

Имя Нила Геймана стало широко известно русскочитающей публике полтора года назад, когда издательство АСТ выпустило его роман «Американские боги». Рука об руку со своим главным героем Тенью, в сопровождении сонма полузабытых божеств он вошел в нашу жизнь и прочно в ней обосновался, заставив с нетерпением дожидаться, когда российские издатели порадуют очередным переводом. В начале года мы познакомились с его «Алисой в Стране Чудес» для взрослых» — недетской сказкой «Коралина». Теперь же пришел черед составленного в 1998 году сборника «Дым и зеркала».

Сам Гейман весьма горд этой коллекцией коротких историй (нельзя сказать — «рассказов», так как в данном случае причудливые фантазии выливаются порой в не менее причудливые строки белого стиха, рондели1, сестины2 и других непривычных стихотворных форм). «Я не жду, что кому-то понравятся все рассказы. Все не нравятся даже мне. Но зато каждый может найти что-то свое», — утверждает он.

Во всяком случае, автор сполна наслаждается игрой с читателями. Как профессиональный иллюзионист, он демонстрирует полную открытость, излагая истории написания всех произведений, вошедших в сборник, — но при этом пускает дым в глаза и умело расставляет свои зеркала, темнит, лукавит, скрывает. В итоге этих фокусов, например, целый рассказ остается незамеченным для человека, который привык пропускать предисловия. Среди выставленного на продажу уцененного хлама взблескивает старым серебром Святой Грааль (впрочем, если его почистить, он станет блестеть гораздо ярче!). Ангелы изобретают смерть, ученые изобретают ангелов, у морских берегов ворочаются, просыпаясь, чудовища Лавкрафта… Известные с детства истории поворачиваются неожиданной, жутковатой, а то и попросту жуткой стороной… И маэстро удовлетворенно потирает руки в белых перчатках.

Рассказы Геймана во многом автобиографичны. Это не значит, что в детстве его чуть не задушил одноклассник, — но мальчишка из «Одной жизни под соусом из раннего Муркока» как раз такой ребенок-с-книгой, каким был и сам автор. Его бабушка не пропала в магическом ящике престидижитатора, но время от времени разуверять в этом приходится даже родственников. Черный Кот не защищает его семью от Дьявола, но описанный в рассказе дом — тот самый особняк, словно из фильма из «Семейка Адамсов», который Гейман купил по приезде в Америку и к которому за все годы ни один ребенок ни разу не рискнул подойти за хеллоуинскими сладостями. «Кое-что в этом рассказе — правда» — признается автор, поведав предысторию «Пруда с декоративными рыбками и других историй». И это «кое-что» присутствует во всех произведениях сборника — недаром же мы верим в них и зябко поеживаемся, переворачивая следующую страницу!

Истории Геймана — странные, завораживающие, пугающие От них холодок бежит по коже, а тени, выползающие вечером из-под кресла, заставляют вздрагивать даже взрослых и рассудительных. «Но там, где есть чудовище, есть и чудо» — гласит эпиграф из Огдена Нэша. И это, безусловно, правда.

1*Рондель — французская форма стихотворения о трех строфах, охватывающая 13 строк. В первых двух строфах по четыре стиха, в третьей — пять стихов. Через всю рондель проходят две рифмы. Первые две строки рондели повотряются в конце второй строфы, последняя строка рондели — повторение первой строки целиком или в несколько измененном виде ( А.Квятковский. Поэтический словарь).

2Сестина, или секстина, — сложная, шестистишная строфа, состоящая из четверостишия и двустишия, с разной системой рифм. Стихотворный размер сестины — чаще пятистопный или шестистопный ямб. В провансальской, а затем и в общеевропейской лирике известна большая или сложная сестина — особая форма стихотворения из шести строф, в каждой из них по шести строк. Рифмовка такой сестины представляет ту особенность, что все 36-строчное стихотворение имеет только две рифмы; слова-рифмы первой строфы являются рифмами и для остальных пяти строф, но в ином порядке… ( Там же).

Рондель и сестина, как и остальные стихотворные произведения сборника, блестяще переведены Н.Эристави