ПРОСТО НАСЫПАНО

Юлий Буркин

«Только в тот период моей жизни, когда в ней была Элька, все как-то связывалось воедино, нанизывалось на общую нить. А до и после — просто насыпано. Это факт, он никак не умаляет прелести нынешней жизни. Но это факт».

Юлий Буркин.

«Королева белых слоников»

«В нашей жизни возможны две трагедии. Одна — когда не получаешь того, что хочешь, вторая — когда получаешь. Вторая хуже».

Оскар Уальд

«Пустой ум гораздо лучше приспособлен к отысканию жемчужин, хвостов и прочих вещей, потому что он ясно видит то, что находится у него под носом. Ум же, до отказа набитый информацией, сделать это не в состоянии».

Бенджамин Хофф.

«Дао Винни-Пуха»

Как-то я ехал в поезде с Кумоком1. Вадик — энциклопедист: эрудит и интеллектуал. В разговоре я ляпнул что-то, что его насмешило. Сказал какую-то ерунду, ошибся... Тогда он осторожно задал мне пару вопросов из той же области знаний... Потом он стал серьезно экзаменовать меня — по географии, по химии, по физике, по истории, по литературе и прочим дисциплинам. По окончании этого процесса он был просто в шоке. Он говорил:

— Юлий, ты же ни хуя не знаешь! Ни ху-я! Ни в какой сфере! Как ты пишешь книги?!!

Я, конечно, и сам был удивлен. Я и раньше замечал, что иногда не знаю очевидных для окружающих вещей, но никогда не придавал этому особого значения. Но лучшая защита — нападение:

— Потому я и пишу книги и, заметь, хорошие книги, что ни хуя не знаю. А ты знаешь все, а вот книг не пишешь. А зачем тебе их писать, ты ведь и так все знаешь? Но все это, ВСЕ, ты где-то вычитал. То есть все, что ты можешь написать, уже где-то написано, и ты это прекрасно понимаешь...

Интуитивно я всегда чувствовал, что знания мешают творчеству. Музыку я начал писать, когда учился игре на классической гитаре. Мне было лень разбирать пьесы до конца, и, заучив примерно треть, оставшиеся две трети я обычно досочинял. Преподаватель сначала ругался, а потом и вовсе отказался меня учить... Гитариста-виртуоза из меня не получилось, зато я пишу песни. За десять лет учебы в общеобразовательной школе я не смог выучить наизусть ни одного стихотворения. НИ ОД-НО-ГО. Но сочинения «на вольную тему» я всегда писал на пятерки.

Так что, не судите этот текст строго. Все предыдущие мои книги были хотя бы немного навеяны какой-либо другой литературой. Как бы хороши они не были. То есть, в какой-то степени, принимаясь за новую вещь, я примеривал на себя чью-то маску. Этот же текст написан мной-настоящим. Он глупый (и текст, и я-настоящий). Если считать глупостью отсутствие знаний. Однако глупый человек по-своему совершенен, спросите у Винни.

…Когда мне было года три, я нашел в кладовке нашего дома мешок с чем-то напоминающим сухофрукты. Попробовал жевать, вкус оказался другой, не фруктовый. Потом я узнал, что это — сушеные грибы. Этот вкус так запомнился, что я и сейчас люблю пожевать кусочек сушеного гриба, и, если не делать это часто, то этот вкус вызывает ощущение детства.

Еще помню, я был уверен, что наша кошка — заколдованная принцесса, но подобные воспоминания, наверное, есть у всех, ничего уникального в них нет. Детство вспоминается в основном именно ощущениями, а не фактами.

Потом я учился в школе, потом в музучилище — играть на фаготе, потом пошел в армию, пришел обратно домой — поступил на отделение журналистики, женился, работал в газете «Молодой ленинец»… Все воспоминания о том периоде у меня какие-то инфантильно-смешные. Ну, вот, например.

«Антошке мирное небо», зеленка и рак Вова

Студентами мы с моим другом Костей Поповым работали на полставки в многотиражке Института автоматизированных систем управления. Газета называлась «Радиоэлектроник».

Редактор дала мне задание написать портретный очерк о некоей отличнице. Говно вопрос. Я нашел ее в общежитии. Оказалось, она замужем, у нее есть сынишка Антон. Ей бы взять академ и сидеть с ним дома, но она крутится, как может, так как повышенная стипендия семье не лишняя.

Как смог написал о ней. Статейка вышла серенькая, под замечательным, искрометным прямо-таки, названием «Отличница Таня». Однако, несмотря на ублюдочность и банальность, ее взяли в печать. Да, собственно, тогда только ублюдочность и банальность и печатали.

В последний момент перед сдачей номера редакторша вспомнила: «Елки! Газета выходит в День защиты детей, а мы ни слова, ни полслова! Надо было огромный материал на эту тему засандалить!.. Что же делать?» Она принялась лихорадочно просматривать тексты номера. Наткнулась на мой и вскричала:

— Вот! То, что нужно!

Быстренько вымарав в середине материала упоминание о сынишке героини, в самом конце она вписала: «А еще у Тани есть сын Антошка. И самое главное, чтобы над его головой небо всегда было чистым!»

Затем она поменяла заголовок с «Отличницы Тани» на «Антошке — мирное небо!», а сверху обозначила рубрику: «Ко дню защиты детей».

От такого профессионализма я просто охуел.

С тех пор, когда мы с Костей Поповым обнаруживали, что что-то шито белыми нитками, мы, переглянувшись, констатировали: «Антошке — мирное небо»...

* * *

После первого курса я явился на практику в районную сельскохозяйственную газету «Правда Ильича».

— Вот и славно, — сказал редактор, — садись в машину, будешь делать интервью с пастухом.

— С каким пастухом?! — запаниковал я, — я же ничего в коровах не понимаю!

—А хули в них понимать, в коровах? — ответил редактор. — Вот езжай и учись.

И я поехал.

Пастух курил на скамеечке, коровы бродили по полю.

— Здравствуйте, — сказал я. — Я корреспондент газеты «Правда Ильича».

— Здравствуйте, — кивнул пастух и выкинул окурок.

— Скажите, вот тут коровы... Питаются...

— Ну?

— А что они пьют? — спросил я, чувствуя себя полным идиотом. Видимо пастух почувствовал про меня то же самое. Он ответил:

— Воду.

— А где вы ее берете? — спросил я, чуть не плача.

— Из города привозят, — ответил пастух уверенно.

— Бесперебойно? — поинтересовался я, слегка воодушевляясь.

— Кого там! — скривился пастух. — Еще с какими перебоями! Жара стоит, бывает, коровы маются от жажды, а воды все нет и нет!..

Обрадованный «наличием проблемы», ведь нас учили, что проблема — основа журналистики, я все это скоренько записал и «продолжил расследование»:

— А еще какие у вас есть трудности?

— Зеленки нет совсем, — драматично вздохнул пастух.

— Понятно! — кивнул я, как мог деловито, и отметил названный факт в блокноте. Затем, решившись блеснуть знанием единственного известного мне сельскохозяйственного термина, спросил: — А как, извините, травостой?

— Какой тут, на хуй, травостой, — горестно покачал головой пастух. — Травы нет совсем… Зато крапивы много! Крапивой коров и кормлю!

Все. На этом наш предельно содержательный разговор закончился, я сел в машину и вернулся в редакцию. Там я принялся за материал. К вечеру он был готов, а утром я вручил его редактору. Тот начал читать...

— Ты что с ума сошел? — спросил он меня для начала. — Где это видано, чтобы коровам в деревню воду из города возили?

— А где же они воду берут? — усмехнулся я с чувством явного превосходства.

— В пизде! — рявкнул редактор. — В речке они воду берут! Где же еще? Ты с пастухом этим где разговаривал? На скамеечке, небось? Возле домика?

— Да, — признался я, несколько обескураженный.

— А шаг бы шагнул от скамеечки, заметил бы, что луг этот находится на берегу реки!

Я понял, что топографию своего района редактор знает в масштабе 1:1.

Он продолжил чтение... И вздрогнул:

— А это что еще такое? «Коровам не хватает зеленки, куда смотрит сельская аптека!» Что такое зеленка, ты знаешь?

— Конечно знаю, — пожал я плечами. — Лекарство. Ею ранки мажут, лишаи разные...

— Дурак ты! Зеленка — это озимая рожь. Корм это!

Прочитав еще пару строк, он схватился за сердце и процитировал:

— «Передовой метод! Нет травы, кормим коров крапивой! Крапивы у нас навалом!» Да ты опизденел, что ли, практикант хуев?! Да нас с тобой обоих за это посадят! Ты знаешь, что от крапивы молоко становится вредным для здоровья, ядовитым почти?! От такого молока подохнуть можно!

Я к этому моменту уже осознал, что пастух сразу, с первых слов разговора, понял, какой к нему приехал лопух... Я стоял перед редакторским столом красный, как рак... Какого же было мое удивление, когда он, основательно мой материал почиркав и оставив в нем только общие бессмысленные фразы, отдал его в печать... Ну нечем, нечем ему было заполнять свою убогую районку.

####

…А эта история случилась, когда я уже работал корреспондентом отдела учащейся молодежи газеты «Молодой Ленинец».

Пришла ко мне девушка-практикантка по имени Оксана. «Дайте мне задание», — говорит. Ну, и дал я ей задание: написать про студенческий клуб подводников.

Через пару дней она принесла мне материал, но меня на месте не оказалось, и она оставила текст у меня на столе. Я пришел, прочитал. Нормально. А особенно понравилось, что в клубе этом, в аквариуме, живет рак по имени Вова. И я, редактируя, поставил абзац про рака Вову в начало корреспонденции.

Спустя несколько дней девочка звонит мне:

— Юлий Сергеевич, ну как, понравился вам материал?

— Нормально, Оксана, молодец! — отвечаю я с воодушевлением. — Только я решил начать с рака.

Чувствую при этом, что какое-то слово странное у меня в конце фразы получилось и, на всякий случай, как бы пробуя его на вкус, еще раз повторил: «Срака...»

— Не поняла, — испуганно говорит Оксана на том конце провода. Тогда я судорожно стараюсь понять, как мне сказать, чтобы все вышло прилично. Как-то падеж надо поменять. Не «с чего начать», а «чем начать», решаю я и быстро говорю:

— Я решил начать раком.

Девочка трубку бросила, и не появлялась у меня, пока я не нашел ее сам в университете. Правда, она было шарахнулась от меня, но я ее догнал и объяснил, что ничего дурного в виду не имел. Но все равно она больше со мной не сотрудничала.

Продолжение читайте в журнале «Реальность Фантастики №08(24) за август 2005».