МИРЫ И ГЕРОИ Г.Г. КЕЯ

Гай Гэвриел Кей. Последний свет Солнца. / Пер. с англ. Н. Ибрагимовой. — М.: В.Секачев, Изд-во Эксмо, 2005. — 544 с. — (серия «Меч и Магия»). — 5 000 экз.

Ничего не кончается. Одна история заканчивается — или заканчивается для одних, но не для других, — и начинаются другие истории, пересекающиеся, параллельные или не имеющие с ней ничего общего, кроме времени и мира. Всегда есть продолжение.

Г.Г. Кей. «Последний свет Солнца»

Эльфы предусмотрительно уплыли на Запад (к П. Джексону, сниматься в массовках), Мерлин пьет горькую где-то в полых холмах, Артур со товарищи плюнул на поиски Грааля и подрядился за гроши ухайдокивать разнокалиберных чудовищ.

Такова или почти такова карта нынешнего Neverland`а. И те, кто прежде был — да и остался — любителем качественной фэнтези, только плечами пожимают. Ну да, вроде бы все то же: мечи, короли, древние проклятия, драконы и эльфы. Когда-то все это радовало. Теперь — только блестит.

Что же случилось? Мы повзрослели или фэнтези состарилась?

А может, все дело в том, как и для чего используют выдуманные миры нынешние фэнтезисты? Как тут не вспомнить дискуссию о жанре и методе, которая проходит как раз на страницах «РФ». В частности, говорилось в ней о том, что фантастика является художественным методом, только если фантастическое допущение играет сюжетообразующую роль. Но в фэнтези — той ее части, которую принято называть «классической» — фантастическим является сам мир! Значит?..

Значит, мир может — и в идеале должен — работать на идею книги не меньше, чем сюжет или глубокомысленные размышления персонажей. Как именно? Да по-разному. Одним авторам именно такой вот мир необходим, чтобы создать некую модель общества и прописать ту или иную психологию персонажей, отличную от психологии современного человека. Другой писатель ставит психологические эксперименты не над социумом — над отдельными героями, показывая их взросление или иные метаморфозы (мировоззренческие, психологические и т.п.). Наконец, кому-то фантастический мир понадобится, чтобы написать притчу... или, может быть, просто ту или иную историю, — но непременным условием при этом будет то, что в других «декорациях» данный «спектакль» не поставить.

Т.о., в подобных произведениях всегда присутствует неразрывная связь между миром и рассказанной автором историей. Ни один из элементов повествования нельзя при этом удалить без вреда для целого (т.е., для книги).

Противоположный описанному метод заключается в простой перестановке авторами тех самых «типовых элементов», которые блистательно описал покойный А.Свиридов. Единственной отличительной чертой подобных книг становится безделица, лишь кажущаяся оригинальной: «а вот пусть у меня все драконы будут вампирами, эльфы — людоедами, а орки — пацифистами! ни у кого еще такого не было!»

Разница в мотивации: не потому что «необходимо для сюжета», а «чтоб не так, как у всех».

При этом порой очень сложно заранее сказать, насколько продуктивным будет тот или иной прием. Скажем, мир, в котором истинные имена существ и вещей обладают властью над оными, может приютить на своих просторах великолепную притчу — или же стать прибежищем для целого ряда рубилово-месильных боевиков (или, допустим, будет поводом для зануднейшего наукообразного и псевдосюжетного филологического трактата).

Словом, не кубики-элементы определяют то, какой быть книге. Не кубики — а то, как и для чего их складывают в здание. Оригинальные миры стали поводом для написания таких разные, но безусловно талантливо выполненных книг, как «Многорукий бог далайна» С. Логинова, цикл о ведьмаке А. Сапковского, цикл о Земноморье Ле Гуин, романы Г.Г. Кея...

* * *

Собственно, новая книга Кея, «Последний свет Солнца», и навела меня на эти мысли. Потому что вот уж, казалось бы, затертые до дыр декорации: викинги, англосаксы, феи из полумира, магический меч и т.п. — а у Кея все это работает на общую идею и не выглядит ни второсортным перепевом известных сюжетов, ни банальностью.

Как так получилось? А просто: идея «определяет» декорации, декорации самым непосредственным образом влияют на то, какими будут герои (их психологию, мировоззрение и т.п.). Что было первичным в данном случае, а что вытанцовывалось от этого «первичного» — сложно сказать, да это и не существенно. Главное — в «Последнем свете Солнца» (равно как и в других лучших образцах жанра фэнтези, где фантастика является в то же время и методом) все элементы взаимосвязаны: идея, антураж, персонажи... Замени хотя бы один из них — все рассыплется.

Вместе с тем Кей не пишет собственно историческую фэнтези, где были бы те самые викинги и англосаксы. Для чего-то ему понадобилось взять известный исторический фон и перелицевать его во вполне узнаваемые, но все же neverland-овские декорации. Очевидно, что эрлинги Кея писаны с викингов, англсины — с англосаксов, а сингаэли — с кельтов, которые населяли средневековый Уэльс (а есть еще центральные в других книгах, но сместившиеся на периферию в этом романе Сарантий/Византия, «арабский» Аль-Рассан; есть северная держава Москав, Арбонна/Лангедок и т.д.). Неужели автор предпочел ввести всю эту вполне прозрачную топонимику только для того, чтобы потрафить любителям фэнтези? Или не хотел отпугивать тех, кто не знаком с реалиями упомянутых эпох и боится, что читать будет слишком сложно?..

Вряд ли. Скорее, земная история не устраивала Кея по другим причинам: ограничивала тем, что раз и навсегда свершилось, вынуждала играть по заданным правилам. А Кей постепенно, от книги к книге, учился формулировать свои правила. Его дебютная трилогия про Фьонавар, на мой взгляд, была самой неудачной: с картонными персонажами, с обычными типажами и не слишком оригинальными идеями. Затем, в блистательной «Тигане» Кей сделал первый шаг на пути к собственному стилю: смеси фэнтези и исторических реалий. И дальше продолжал экспериментировать, все меньше внимания уделяя «спецэффектам», все больше — человеческой психологии и столкновению судеб, тому самому, что сформулировано в расхожем определении трагедии как «противостояния двух равнозначных правд». У Кея этих «правд» может быть больше, но они всегда действительно равнозначны.

А исторические реалии допускаются в его романы ровно настолько, чтобы создать нужную, как сказали бы микробиологи, питательную среду. И это всегда — времена перемен, смены эпох, столкновение мировоззрений — тех самых правд, из которых ни одна не может быть «правее».

В «Последнем свете Солнца» Кей, кажется, достиг вершины мастерства: в романе нет ни длиннот, ни лишних с композиционной точки зрения сцен. Несколько сюжетных линий постоянно переплетаются, взаимодействуют — даже когда сами персонажи не встречаются друг с другом.

Старый разбойник Торкел Эйнарсон убивает в пьяной драке человека — и в результате становится изгоем. Присоединившись к банде, которую возглавляют внуки его старого приятеля, Сигура Вольгансона, он отправляется в земли сингаэлей, чтобы отомстить за давнюю смерть Сигура и вернуть его заветный меч... При этом жена Торкела становится женщиной другого, а его сын Берн — рабом. Но, достойный своего отца (которого искренне ненавидит), Берн бежит, добивается права стать одним из элитных наемников и отправляется с ними в набег на земли англсинов.

Юные принцы сингаэлей, Алун и Дей, во время обычной для тамошних краев попытки угнать скот соседей влипают в серьезную переделку. Их выручает верховный священнослужитель Сейнион Льюэртский, еще не подозревая, какую роль сыграют эти мальчики в судьбах держав...

Точно так же не подозревала о грядущем обитательница полумира, безымянная фэйри, когда наблюдала за людьми... точнее, за резней, которую те учинили на одной из ферм...

Кей связывает все эти судьбы воедино, сталкивает персонажей друг с другом и с его величеством случаем. По сути, в романе есть только один отрицательный герой — да и тот...

Но здесь остановимся, дабы не лишать читателя удовольствия самому разобраться во всех перипетиях книги. Подчеркнем главное: в «Последнем свете Солнца», как и в других романах Кея, персонажи в первую очередь сражаются не с чудовищами, а с обстоятельствами и с самими собой. Кей не изображает людей, какими они должны были бы быть, его герои далеко не идеальны.

Их бог Солнца Джад еженощно уходит за край горизонта, чтобы в подземном царстве сражаться со злыми духами, защищая от них людей. И живя на краю Ойкумены, куда добираются только последние лучи Солнца, герои Кея раз за разом доказывают свое право на то, чтобы называться людьми. А магические мечи, фэйри1 и все прочее — лишь часть жизни, лишь детали — важные, но не главные.

Ну а для любителей литературных игр Кей — сам, очевидно, все больше втягивающийся в эти забавы — оставил целый ряд отсылок к своим предыдущим книгам. Вот уж воистину, «ничего не кончается»! Читавшие «Сарантийскую мозаику» и «Львов Аль-Рассана» не раз улыбнуться в эпизодах, где автор дружески подмигивает: «Помните?..»

Помним. Но любим Кея, разумеется, не за литературные шарады — а за живых персонажей и истории, которые что-то такое задевают в наших душах.

1А не феи, как их переводит Н. Ибрагимова. Впрочем, работая почти со всеми книгами Кея (за исключением «Фьонаварской трилогии»), она везде оставила целый ряд характерных ляпов. В данном случае, помимо фэйри, превратившихся в фей, имеет место быть выпавший эпиграф, К.С. Люьис, ставший С. Льюисом, множество корявых фраз. Ну а «жемчужина» работы Н. Ибрагимовой — некий Стурл Ульфарсон, который из Однорукого (каковым действительно был) превращается то в Одноногого, то в Одноглазого. Как говорится, no comments.