ГДЕ БРАТ ТВОЙ, РОМУЛ?
Татьяна Томах
Вечерний туман полз от реки, свивался призрачными змеями, стягивал тугие кольца. Мешал дышать.
Тебе тревожно сегодня, мальчик.
Ромул резко обернулся.
Она стояла возле откинутого полога шатра, кутая худые плечи в плащ из козьих шкур. Как будто только что вылепленная туманом, белые пряди которого теперь запутались в мягкой козьей шерсти и в черной гриве волос.
Матушка, Ромул, улыбаясь, шагнул к ней. Старая Акка смотрела на него без улыбки; в глубине глазниц как будто тревожно тлели угли, собираясь вспыхнуть пламенем.
Что... что-то случилось?
Что здесь случилось, сын?
Ромул проследил за ее взглядом. Остатки трапезы выглядели так, будто на них порезвился Пан со своей свитой. Смята одна из серебряных чаш подарок из Альбы; бараньи кости и раздавленные лепешки мокнут в винных лужицах. Ромул поморщился. Вздохнул.
Мой брат... неохотно начал он. Акка ждала. Он и раньше был вспыльчив. Теперь... Ромул запнулся. Ему не хотелось жаловаться на брата. Но в последнее время Рем пугал его неожиданными вспышками ярости. Теперь мы не можем даже поговорить спокойно.
Он опять вздохнул и решился, наконец снова взглянуть в глаза Акки.
Бедный мальчик, с неожиданной нежностью сказала она. Костлявая морщинистая ладонь легла на мускулистое предплечье Ромула; погладила. Бедный...
Матушка. Ромул склонил колени и, зажмурившись, прижался лбом к животу Акки. Как несколько лун назад, когда стало известно, что они с Ремом подкидыши. «Только ты моя мать. Только ты», сказал он Акке, опускаясь перед ней на колени. Акка улыбнулась: сдержанно уголками губ, радостно глазами; и велела тихонько: «Не вздумай отрицать, когда тебя будут называть сыном Марса, мальчик»...
####
Ромулу показалось, что напряжение и беспокойство последних дней разом навалились на него. А потом соскользнули, повинуясь ладоням Акки, гладящим его склоненную голову.
Ее пальцы запнулись на мгновение, как будто запутавшись в густых кудрях; а голос был тих почти беззвучен:
Я пришла сказать, что Фаустул, твой приемный отец, умирает. И он хочет говорить с тобой.
* * *
Фаустул умер на рассвете. Когда первый луч солнца дотронулся до холмов над Тибром, пальцы старика дрогнули в последний раз, сжав ладонь приемного сына.
Ромул сидел рядом с ложем, покрытым вытертыми шкурами, и не смел шевельнуться. Рука Фаустула, которую он помнил сильной, живой и ловкой, холодела в его ладони.
Он ушел, мальчик, мягко сказала Акка.
Они соприкоснулись на мгновение мертвая, цвета белой глины рука Фаустула, широкая сильная ладонь Ромула и тонкие костлявые пальцы Акки. Ромул поднял взгляд. Коричневая морщинистая кожа была как смятая ткань, наброшенная на Аккино лицо. Сквозь загар проступала бледность, и глаза больше были похожи на угли но не готовые вспыхнуть, а те, которые уже гаснут, собираясь рассыпаться в черную труху. «Она постарела, а я не замечал», удивился Ромул.
Он ушел, мальчик, повторила Акка. И тебе пора идти. К своим людям. Пойдем, я провожу тебя.
####
Ветер, прилетевший с Тибра, дернул Акку за плащ и растрепал волосы, перемешав седые пряди с угольно-черными.
Ромул, окликнула она. Так, как звала его, когда хотела сказать что-то важное. Обычно она называла его «мальчик», или «малыш», или «сорванец» как будто он до сих пор был ребенком, еще только учащимся ходить, цепляясь пухлой ручонкой за ее твердый палец. Ромул, теперь ты понял, что должен убить его? Рема, твоего брата.
####
Ромул остановился. Аккины глаза были тревожными и требовательными. Огонь опять прятался в глубине тлеющих углей; огонь, в котором Акка как будто собралась сгореть заживо.
Ромул подумал, что слишком многое изменилось за эту ночь, чтобы к этому можно было привыкнуть так быстро.
Как? неохотно спросил он. Как я могу...
Ты должен сделать это на глазах ваших людей. И нужна причина, которая потом позволит им оправдать тебя.
Думаешь, они пойдут за мной потом? Будут доверять мне? Свои жизни, свои семьи, свое будущее? Мне, убийце брата?
Ромул зябко поежился. Утренний ветер пробирал до костей...
Мальчик, рука, легко тронувшая его локоть, была теплой. Даже горячей. Как будто огонь, таившийся в Аккиных глазах, теперь рвался сквозь ее кожу. Запомни кое-что и говори это себе в дни сомнений. Победителей, царей и богов не судят. Только если они сами не позволят осудить себя. Будь для своих людей победителем, царем, богом или сыном бога; тогда они пойдут за тобой и не посмеют судить тебя, что бы ты ни сделал. Ты запомнишь это, мальчик? Потому что я не смогу повторять это тебе всегда, когда будет нужно.
Ромул неохотно кивнул, подумав, что Акка сейчас сказала о своей будущей смерти.
И еще кое-что, мальчик. Посмотри на меня. Вот так. Это будет не первое братоубийство на земле. И не последнее. Увы не последнее...
* * *
Собираешься на войну, братец?
Ромул поправил ножны, проверил острие копья. Обернулся. Рем, кажется, был бледнее обычного, и в его голосе, кроме привычного в последнее время вызова, сквозила неуверенность. Тонкие розовые губы кривились в усмешке, прищуренные глаза смотрели изучающе. «Не может быть», подумал Ромул, глядя в эти глаза отражение своих собственных и вспоминая сегодняшний ночной разговор. А потом он вспомнил последнюю улыбку и тяжесть холодной руки Фаустула в своей ладони. Умирающие не лгут. И Акка... Акка никогда не лгала...
Нам нужно поговорить, брат, сказал он. И, вглядываясь в глаза Рема, опять почувствовал его неуверенность. То ясное отражение, которое Ромул всегда видел в своем брате, теперь исказилось и поплыло, словно потревоженное быстрой водой Тибра.
Умирающие не лгут, опять подумал он, пропуская Рема вперед.
####
Ромул! Юноша, чистивший возле шатра конскую упряжь, вскочил, почтительно склоняясь перед вождем. Велишь сопровождать тебя?
Ясные глаза восхищенно смотрели на Ромула. С благоговением и восторгом.
Совершенно так, как после той стычки, в которой Ромул спас Целеру жизнь. «Ты ведь сын Марса, мой господин? благоговейно спросил он тогда. Я понял, когда увидел тебя в этой битве...»
Мы с братом собираемся выбрать место для будущего города, сказал Ромул. Потом вспомнил Аккины слова «Ты должен сделать это на глазах ваших людей» и добавил неохотно: Пусть наши дружины идут следом, на расстоянии.
Хорошо, Ромул, Целер наклонил голову, сияя, довольный доверием вождя, и умчался собирать воинов: Фабиев Рема и Квинкилиев Ромула.
«Дружины», презрительно хмыкнул ему вслед Рем. Пастухи, бродяги и беглые рабы.
Это наша армия, брат, возразил Ромул. Запнулся.
«Моя армия», подумал он, поймав насмешливый взгляд Рема и вспомнив, что собирается сегодня убить его. Рема, своего брата.
Рема, который мертв уже много лет.
* * *
Голос Фаустула был глух и невнятен. Ромул сначала решил, что ослышался. Недоуменно обернулся к Акке, запнулся взглядом о ее тревожные, до черноты потемневшие глаза. Акка неохотно кивнула.
Он мертв, мальчик, Акка говорила медленно, как будто каждое слово давалось ей с трудом. Как будто ей было неловко или стыдно. Он уже давно мертв. Мы не знали, как тебе сказать. Я настаивала, но Фаустул боялся. Мы оба боялись, что это сведет тебя с ума... еще больше...
Происходящее казалось Ромулу кошмаром. Мутным вязким сном, из которого никак не выбраться. Задыхаясь, он обвел взглядом стены старой хижины, встревоженные лица Фаустула и Акки, пытаясь отыскать в реальности трещину. Несуразность. Стежок белой нити, сшивающий яркую, пахнущую свежими травами ночь и этот нелепый разговор. Нити, за которую можно уцепиться и, наконец, проснуться.
Я сумасшедший? глухо спросил он.
Рука Фаустула, дрожа, приподнялась с одеяла из шкур и неожиданно крепко сжала ладонь Ромула. Акка шумно вздохнула.
Иногда мы с Фаустулом думали, что это мы безумны, мальчик.
* * *
Шесть коршунов, брат, усмешка бродила на лице Рема, запрокинутом к небу. Ты ведь знаешь толк в гаданиях, правда? Так как, сам объяснишь нашим людям, что теперь мне выбирать место для города и мне быть в нем царем?
Глаза Рема были, как вода в реке изменчивое зеркало, ломающее отражение, искажающее улыбку в усмешку, спокойствие в гримасу. Как это может быть? Как?
* * *
Как это может быть? Как?
Видишь ли, сынок... Легенды... Со временем они так искажают все. Мою собаку, которая нашла корзину с младенцами, и правда звали Лупа. И в ней есть капелька волчьей крови, поэтому она похожа на волчицу. Но все остальное...
Ты сказал с младенцами, Фаустул?! Ты сказал... Ромул опять почувствовал, как плывет, искажается происходящее как будто это все было не на самом деле, а отражалось в воде торопливого Тибра. Так, как лицо Рема часто казалось ему отражением его собственного лица, слегка искаженным струями воды.
Только один младенец был мертв, сынок. Захлебнулся в Тибре. А второго мы с Аккой взяли к себе и назвали Ромулом...
* * *
Ты меня кое-чему научил, брат, Ромул обернулся следом за Ремом к двум отрядам, наблюдающим за братьями издалека. Фабии ликовали, указывая друг другу на птиц, замеченных Ремом; Квинкилии хмурились. Вот мои коршуны, брат, Ромул махнул рукой в небо. Дюжины довольно?
* * *
Я рано заметила неладное, мальчик. Иногда ты был ласков и спокоен, а иногда капризен и зол, и пытался укусить меня, когда я тебя кормила. Но маленькие дети... у них так часто меняется настроение... Фаустул сказал, что я придумываю. Но мне казалось еще тогда когда ты был младенцем мне казалось, что вас двое. Два совершенно разных ребенка.
Прости меня, Акка, вздох Фаустула был едва слышен. Я не верил...
Ты уже извинялся, милый, мягко сказала Акка. Не надо. Мы оба тогда испугались. Когда ты подрос, Ромул... твой брат... твой брат подрос тоже. Однажды ты спросил, почему я налила молоко только в одну миску. «А кому еще?» спросила я. Мне было страшно. «Моему брату, Рему», улыбнулся ты. И... и с тех пор я всегда ставила на стол еще одну миску. А потом я увидела, как во дворе два одинаковых мальчика играют в мяч. Только, если вглядеться внимательнее, один из них просто тени и пятна солнечного света. Фаустул тоже видел. А через какое-то время вас обоих уже было почти не отличить друг от друга.
* * *
Это нечестно, Рем растерянно отступил, запрокидывая голову и вглядываясь в небо. Это...
Теперь радостно закричали Квинкилии, заметив двенадцать точек, постепенно превращающихся в коршунов.
Ты научил меня видеть то, что только могло бы быть. И заставлять других видеть это...
* * *
Как у меня это получалось? Заставлять других видеть то, чего не было?
Мы не знаем, мальчик. Рука Акки легла на его плечо. Неуверенно погладила. Соскользнула.
Может, потому что ты сын бога, выдохнул Фаустул.
Может, согласилась Акка. А может, потому что тебе очень сильно этого хотелось. Близнецы иногда связаны друг с другом так крепко, как будто это один человек. Один поцарапает руку, а второй заплачет. Кто знает, как чувствуют эту связь маленькие дети? Может, сильнее и ярче взрослых? Может, тебе просто очень хотелось, чтобы твой брат был жив...
* * *
Я не хочу убивать тебя, Рем. Я не хочу твоей смерти... снова. Уходи. Просто уходи. Пожалуйста.
А может, это ты уйдешь, брат? кусая тонкие губы, Рем шагнул навстречу.
* * *
Почему... почему ты говоришь, что я должен убить его, матушка?
Потому что вы выросли. Оба. Вам стало тесно. Ты так много дал своему брату, что теперь он хочет взять еще больше. Ты замечал, что в последнее время все чаще становишься Ремом, а потом не помнишь, что делал? Ты замечал, что Рем все более зол и опасен?
Он может убить тебя, сынок, Фаустул приподнялся на локте. Забрать твою силу и твою жизнь.
Когда-нибудь, сказала Акка, здесь будет город, Ромул. Такой, как ты хочешь. Красивый и сильный город. Высокие стены, белые храмы, много людей. Нельзя, чтобы этим городом правил мертвец.
Нельзя, Ромул, глаза Фаустула на бледном лице были умоляющими и почему-то, виноватыми.
* * *
Здесь будет город, Рем, Ромул отчертил линию подошвой сандалии. Мой город. Я хочу сам строить его. Пусть эта черта разделит и нас с тобой. Уходи и не преступай ее. Пожалуйста.
Глупец! рассмеялся Рем. Думаешь, это остановит меня? Ты действительно думаешь?..
* * *
Как же я смогу убить его... если он уже мертв?
Так, как ты заставил его жить. Мы с Аккой говорили и... Только ты властен над жизнью своего брата.
Тебе нужно только вспомнить то, что ты знал всегда, мальчик. То, что твой брат уже мертв.
Я это знал? Я? Ромул изумленно смотрел на Акку.
У твоего брата не было имени. Когда я спросила, для кого вторая миска с молоком, ты ответил: ««Моему брату, Remures». «Моему мертвому брату», сказал ты.1
* * *
Ты уже мертв, брат мой, Ромул с грустью покачал головой. Рем перепрыгнув черту, теперь приплясывал на ней, пытаясь стереть. Ты уже мертв...
Ромул протянул руку, вспоминая, что говорила Акка. Просто тени и пятна солнечного света... Ты уже мертв, Рем, бедный брат мой... Улыбка Рема исказилась, лицо распалось россыпью солнечных зайчиков; ладонь Ромула легко скользнула между ними, лишь на секунду почувствовав кончиками пальцев шелковистое прикосновение кудрей на затылке брата... или просто ветер?...
Тело Рема грузно осело к ногам Ромула.
Замолчали, а потом закричали позади дружинники, пока не решаясь подойти.
Прости меня, прошептал Ромул, пытаясь улыбнуться. Теперь он снова видел брата таким, каким увидят его остальные, молодым крепким мужчиной с черным провалом раны на виске; и одновременно видел, как сквозь бледное лицо Рема просвечивает трава и камни. Прости, я так виноват перед тобой...
Улыбка не получилась, только больно дернула замерзшие губы...
* * *
Ты сделал то, чего нельзя делать... даже если ты сын бога... Нельзя тревожить мертвых и заставлять их жить рядом с живыми. Даже если тебе этого очень сильно хочется. Ты виноват перед своим братом, Ромул. И мы с Фаустулом виноваты потому что позволили тебе сделать это.
* * *
Прости меня, брат мой...
«Это будет не первое братоубийство на земле. И не последнее...» вспомнил Ромул Аккины слова.
Я сделаю так, чтобы твое имя не забыли. Прости. Потому что я все-таки убил тебя...
* * *
Позволь, мой господин... Я мог бы... Я должен... Ромул смотрел на затылок почтительно склонившегося Целера. Я приму вину на себя... Пусть станет известно, что я это сделал и бежал...
Ромул тронул юношу за подбородок, заставил поднять лицо, но так и не смог поймать его взгляд. «Никто не поверит тебе, сказала Акка. Не пытайся рассказать кому-нибудь правду». «Даже ты», с тоской подумал Ромул, вспоминая искренний восхищенный взгляд Целера. А потом подумал, что Целер хочет теперь расплатиться вот так жизнь за жизнь; чтобы больше не чувствовать себя обязанным тому, кого раньше считал сыном Марса. Расплатиться и уйти.
Хорошо, глухо согласился Ромул, пусть будет так.
* * *
Один из Фабиев, оставшихся в лагере, не увидев своего вождя и встревоженный напряженными лицами дружинников, тронул Ромула за локоть.
Скажи мне, где брат твой, Ромул? взволнованно спросил он.
Ромул остановился, глядя в простоватое рябое лицо и беспокойные глаза под густыми рыжими бровями. Вспомнил, как прятал глаза и запинался Целер. «Никто не поверит тебе», сказала Акка. А еще: «Победителей, богов и царей не судят...» Ромул распрямился, стряхнул с локтя ладонь рыжеволосого и ответил высокомерно и громко чтобы слышали все остальные:
Я не сторож брату моему. Не сторож.
1 «Remures» (лат ) почтительное название мертвых
|