СТРАНИЦЫ АДА

Михаил Назаренко

Андрей ВАЛЕНТИНОВ. Омега. — М.: Эксмо, 2005 (сер. «Триумвират»). — 480 с.

Романы, написанные Андреем Валентиновым в последние годы или выходили за рамки фантастики, да и беллетристики вообще («Созвездье Пса», «Спартак»), или оказывались настолько странными, что непонятно было, как к ним подходить, как оценивать («Сфера»). «Пентакль», написанный в соавторстве, — особая статья.

«Омегу» я ожидал с немалыми опасениями. Роман о борьбе с НАТОвскими оккупантами в Крыму так легко может стать политической агиткой — в особенности если вспомнить, что нелюбовь Валентинова к американцам проявилась даже в «Спартаке», уж на что, казалось бы, далеком от нынешних нравов.

Предварительные догадки, как всегда, не оправдались.

Назвать эту книгу неудачей? — нельзя. Роман получился не только интересным, не только важным для самого автора, но и актуальным для нашей фантастики вообще.

Назвать удачей? — но слишком неровно, нарочито неровно написана «Омега», слишком неравновесны ее сюжетные линии, слишком много в романе «виньеток» — страниц, написанных не для чтения («Снайперки ВСК-94 и «Винторез» (СП-5)? Рабочая дальнобойность ниже, чем у «калашей», поэтому лучше все-таки СВД-С или СВ-98. СВ-99 — перспективнее всего». — И так далее.)

Но «Омега» есть. И не о «проклятых американцах» она написана.

Три сюжетные линии озаглавлены «Ад», «Рай» и «Чистилище». Некоторые читатели усмотрели в этом некую претензию — едва ли не на состязание с Данте. Нет, Данте здесь не при чем. Ад, Рай и Чистилище — три варианта одной жизни, три состояния души.

Харьковский историк, археолог, доцент университета. Прозвище — Арлекин (не такое беззаботное, каким кажется).

Август 2004. Харьков. Рутина преподавания, воспоминания о крымских экспедициях — еще в той жизни, в той стране. О друзьях, с которыми теперь разве что переписываешься. И тихая наркомания — набор таблеток, которые вызывают эффект погружения в прошлое — не абстрактное прошлое, а в какой-то (неопределимый заранее) момент своей жизни. Что бы ты ни делал в прошлом, настоящее не меняется, значит, это иллюзия, а не реальность... или всё-таки реальность? — Это Чистилище.

Август 2004. Крым. Полевой дневник. Арлекин с коллегами и друзьями — Борис, Влад, Анна, Андрюс — ведет раскопки в Крыму. Впрочем, не столько копает, сколько пытается найти странное, будь то мистические закономерности крымской топографии или следы невиданных зверей — змея, мустангов и даже Большой Собаки. — Это Рай.

Август 2004. Крым. Партизанский отряд майора Арлекина ведет войну с войсками НАТО (UkrFOR), которые в 1993 году напали на Украину, превратив ее во вторую Югославию. Были бомбежки Киева и Харькова, было сопротивление (довольно вялое), были партизанские отряды. Отряд Арлекина — последний. И сражаются в нем те же люди, что изучают «райский Крым», только под другими именами-кличками: Барон Суббота, Аргонец, Лолита (Андрюс, раненый в Москве в октябре 1993-го, — сейчас в Литве).

Это — Ад.

Линия «Ада» — несомненно, самая сильная в романе. Не в последнюю очередь потому, что она объективна. Не берусь судить, насколько вероятен политический сценарий, — но я прекрасно помню разговоры девяносто третьего года: «В Крыму, конечно, будет война. Да она уже идет». И вот эту неизбежную войну Валентинов показывает глазами человека, который варится в ней уже одиннадцать лет.

«Омега» — взрослый роман. Валентинов, в отличие от большинства авторов «боевой» фантастики, не избывает в нем свои комплексы. Герои не безмерно круты, Лолита даже обвиняет Арлекина в инфантильности: «Старые дяди недоиграли в войнушку». Кровь и грязь «войнушки» делают людей теми, кем они становятся, — и читатель должен не осудить, не превознести бойцов с «European civilization», но понять их. А крови и грязи хватает; и, кажется, нет ничего, кроме них. («Всегда ненавидел романтиков!» — бурчит Арлекин, в очередной раз рискуя жизнью.)

Валентинов соединяет крайний детерминизм и крайний релятивизм. Арлекин таков, каким его сделали обстоятельства? Да. Но в трех ветвях истории обстоятельства эти различны, и одно решение может определить судьбу: в одном мире харьковский историк согласился на предложение лидера УНА-УНСО Дмитрия Курчевского поехать в Крым, в другом — отказался.

И во всех мирах Арлекин пытается остаться свободным человеком — в той мере, в какой это позволяют социальные условия, а если не позволяют — то насколько хватает сил.

«Файлы из ноутбука», разрывающие текст на сцены, зарисовки, мгновения, — файлы, то излишние, то необходимые для понимания происходящего, — служат еще и комментарием, который оттеняет взгляд Арлекина на события. (Не будем, однако, забывать, что подбор файлов Арлекину и принадлежит!)

«Когда все остальные права попраны, право на восстание становится бесспорным» (Т. Пейн).

«Преимущество патриотизма в том, что под его прикрытием мы можем безнаказанно обманывать, грабить, убивать. Мало сказать безнаказанно — с ощущением собственной правоты» (О. Хаксли).

И регулярно чередуются цитаты из де Сада и Тейяра де Шардена: человек в безбожном мироздании и человек в мироздании, стремящемся к совершенству, к точке Омега.

В этом многоголосье можно искать авторскую позицию, но вернее видеть в нем расколотое сознание героев. Это, помимо прочего, позволяет Валентинову работать на грани китча, гиньоля: злоба, которую партизаны вымещают на оккупантах, — злоба героев, не автора. А ведь они, герои, зачастую оказываются по ту сторону морали, в стихии де-садовской вседозволенности, и такие главы просто физически тяжело читать («Капитан Суббота! Видишь этого миротворца? Можешь его расстрелять. Ага, и пусть сапог поцелует напоследок. Правда, ты в ботинках, но ничего, сойдет...»). «Правдоподобные чувствования в предполагаемых обстоятельствах» (Пушкин) — «а вдруг Музе все-таки обидно?» (Набоков).

«Омега», разумеется, провокативна. Не в том смысле, что может стать источником межнациональной розни; и не в том, что такую тему вообще лучше не затрагивать, — нет. Но каждая страница кричит: «Чума на оба ваши дома!» (Уже заканчивая рецензию, я прочитал шекспировскую строку — в интервью Андрея Валентинова, посвященном «Омеге». Насколько конструктивна такая позиция сегодня — вопрос отдельный и, конечно, не литературный.)

Киев, Москва, Брюссель — все пытаются использовать отряд Арлекина с тем, чтобы вовремя продать, отречься, уничтожить. Сам майор, «герой Украины», отзывается о родной стране как о «несуразном государстве-новоделе, присягать которому [он] отказался». Арлекин — еврей, всё время вспоминающий строки Слуцкого: «Евреи — люди лихие, они солдаты плохие...»; готовясь нанести ракетный удар по севастопольской площади с памятником Нахимову (а Нахимов, как напоминает герой, был из выкрестов), он живо представляет реакцию патриотов: «Жид Арлекин (ЖЫДЪ!) поднял руку на величайшую святыню великого народа!..»

Где родина? национальность? культура? история? За что воюет Арлекин? За себя самого или за невозможную точку Омега, «где мы узнаем ответы на все вопросы и наконец станем сами собой — людьми, а не обезьянами»? Почему воюет Лолита — чтобы не быть частью «поколения говна» («...Большинство даже не одноклеточные, так — протоплазма. Беда в том, что такими нас вырастили вы, умные и начитанные») или чтобы находиться рядом с Арлекином?

Ответы есть, ответов много, и все противоречат друг другу.

На фоне этого эмоционального накала линия «Чистилища» выглядит не столь ярко. Тут потерян не мир Арлекина, а всего-навсего — судьба. Прошлое, за которым можно наблюдать, глотая таблетки и «погружаясь». В другой книге этот сюжет стал бы основой добротной психологической НФ — да и в «Омеге» он является необходимым контрапунктом. В отличие от линии «Рая»: криптозоологические поиски совершенно не связаны с основными темами романа и ничем не заканчиваются: недаром они описаны, так сказать, вне беллетристики, в форме рабочей документации.

«Ад» закончен — логически, фабульно, психологически; возможно, это вообще самые сильные страницы у Валентинова. «Рай» нарочито лишен и фабулы, и финала. «Чистилище» сводит все линии, завершается там, где и должно, — и всё же оставляет чувство незавершенности. Арлекин осознал, что «в этом мире много миров» (так назывался давний фантастический рассказ А.Арканова), соприкоснулся с другим-собой и... И остался жить с этим осознанием. Эмоциональная кульминация не совпала с финалом книги, который выглядит несколько затянутой кодой. Возможно, автор слишком многое захотел вложить в роман — а может быть, это закономерный результат слишком рационального построения книги. О других романах этого года я писал в рецензиях, что они могли быть чем-то большим, — «Омега» выиграла бы, будь она чем-то меньшим.