УПЫРЬ

Севку нашли весной. Снег подтаял, огромные сугробы пожелтели, почернели, скукожились, оголилась черная земля с редкими желтыми прядками прошлогодних травинок. Мокрый снег стал по-весеннему тяжелым и плотным, словно пластилин.

Ночью двадцать первого марта береговые снега под собственным весом сдвинулись, набирая скорость, и обрушились на речной лед, обнажив глинистое основание берега, изрытое десятками каверн — летом там набирали глину огородники, на собственные, малые и не очень, нужды. А уже утром какой-то дед вызвал милицию.

Кольке позвонил Севкин отец и сказал: Севка умер, Николай. Не может быть, сказал Колька, что вы ерунду городите, вроде серьезный человек... вы шутите? шутите, Вадим Кристофорович, я знаю, вас Севка подговорил... когда он приедет? С другого конца провода донесся странный звук, словно кто-то пытался сдержать рыдания. Так это правда? Вадим Кристофорович, скажите... но почему?

...попросил прийти на опознание вместо Севкиной матери. В первый момент Колька онемел. Потом сказал: да, я приду, Вадим Кристофорыч, ждите.

После, положив трубку на рычаг и чувствуя, как колотится сердце, он пытался представить, как это — смерть... и не мог. Единственный раз в своей жизни Колька не смог поставить себя на место друга. От бессилия что-либо изменить по лицу побежали слезы.

Севка лежал на столе и вообще был мало похож на человека. Весь бледный — бледный, скрюченный, как в припадке эпилепсии, с плоским лицом и стеклянными глазами. На правой щеке застыли черные капли.

— Это он, — сказал Вадим Кристофорович. — Мой Сева, — зачем-то добавил он, отвернулся и заплакал. Милиционеры отвели глаза.

— Это... это Сева. — Колька хотел назвать друга полным именем, но в последний момент понял, что не может вспомнить, как оно звучало. Совсем. Как отшибло.

— Ты уверен? — мент оторвался от записей и взглянул на Кольку в упор.

— Да, — сказал Колька и расписался, где показали. Последний раз взглянув на искореженное тело друга — мороз, давление снега перекрутили Севку так, что он больше походил на корень какого-нибудь лесного дерева, а не на ученика 6-Б класса четвертой средней школы, — он отошел к стене и встал за спиной врача-патологоанатома, невысокого пожилого человека в белом, отливающем синевой халате. Врач нервно курил.

— Какой гад? — Врач стоял ссутулившись, опустив голову, словно пытался рассмотреть собственные ботинки. И говорил. Тихо, едва шевеля губами. Милиционеры, всхлипывающий отец Севки — им было не до откровений патологоанатома, зато Колька навострил уши. Без всякой задней мысли, чисто машинально. Слух у него с детства был прекрасный.

— Какой гад? — тихо изумлялся человеческой жестокости врач. — Две дырки... проколы хирургической точности... ткань проморожена, оттает — ничего уже не докажешь... сонную артерию... всю кровь? — Он резко затянулся, выпустил дымную струю. — Но зачем? Зачем? Размазал кровь по щеке... Не понимаю! Вампир? Упырь... ужастик какой-то получается! И больше никаких ран... Маньяк?.. Что за день, что за день!.. Что же писать в заключении? Меня же... самого. По состоянию здоровья...

— Как он умер? — Бесцветный голос Вадима Кристофоровича оторвал Кольку от подслушивания.

— Сейчас мы еще не можем сказать, — отозвался милиционер. — После вскрытия...

— Это необходимо?

— К сожалению. Но иначе у нас никаких шансов поймать убийцу.

— Моего сына убили?

— Мы в этом почти уверены, Вадим Кристофорович...

Упырь, билось у Кольки в мозгу, упырь. Вампир. Кровь.

* * *

Севка пришел во сне. Не прибежал вприпрыжку, торопясь и сбиваясь с шага, как на обратном пути из школы, не тем стремительным легким аллюром, каким передвигался в остальное время. Он ступал тяжело, подволакивая ноги, медленно сгибая колени, будто водолаз на дне моря, в костюме со свинцовыми подошвами. Пришел и стал рядом.

— Сева? Севка? — обрадовался Колька. — Так ты жив, пустоголовый!

Сева медленно покачал головой. Нет.

Кольке стало не по себе.

— Но ты... ты ведь и не мертв, правда?

Нет.

— Кто же ты?

— Упырь, — глухо сказал Севка. — Ты меня прости, Колян...

Сверкнули два тонких, ослепительно белых клыка.

 — Нет! — закричал Колька. — Севка, это же я! Я! Твой друг!..

Продолжение читайте в журнале «Реальность Фантастики №2(30) за февраль 2006».