РОЖАТЬ НЕ ВРЕДНО

Марина Маковецкая

К мысли, что мне когда-нибудь надо будет родить, мама приучала меня с детства.

— Это твой долг, — говорила она. — Все женщины производят на свет детей, иметь ребенка — большое счастье.

— Но, мама… — возражала я ей, а чаще думала, не решаясь выговорить вслух. — Мне даже подумать противно: носить в себе что-то чужое, этот липкий сгусток… да еще и лишние килограммы. А потом рожать — это же больно! И как родится кто-нибудь маленький, сморщенный… фу!

Все девчонки с моего двора, даже почти взрослые, вечно таскали с собой кукол и мечтали поскорей вырасти, чтобы стать матерями, — и только я играла в одиночестве. В шахматы и в морской бой. Сама с собою.

— Рожать не вредно, — твердила мама. — Наоборот, приятно и для здоровья полезно. Сколько энергии, сколько жизненной силы прибавляется! Да и общество тобой довольно.

И вот в семнадцать лет это случилось! Ну, в смысле, не то, что я родила, а то, что я захотела ребенка. Гуляю, например, по улице, вижу — женщина с малышом… и сразу же как будто укол в сердце: ну почему, почему у меня нет такого?! Купила бы куклу, но стыдно: выросла уже из этого возраста.

— Рано тебе, — сказала мама. — Вот дорастешь до восемнадцати, станешь совершеннолетней — тогда позволяется беременеть.

Я терзалась и тосковала. Господи, как долго тянулся этот год!..

И радостный день наступил! Отпраздновали совершеннолетие, и наутро мама повела меня в клинику. Врачихи там оказались строгие, грубоватые в общении — ну, циничные такие тетки. Мы долго ждали в очереди, потом меня осматривали и заполняли карточку, а потом усадили на гинекологическое кресло и внедрили оплодотворенную яйцеклетку.

Несколько недель никаких изменений не было. Затем начало тошнить, я часто раздражалась из-за пустяков и вообще ощущала себя несчастной. Через пару месяцев это прошло.

— Ты должна быть счастлива, — изо дня в день повторяла мне мама. — Я сама была на седьмом небе, когда в первый раз готовилась рожать.

Мало-помалу я и впрямь поверила! Воодушевилась даже.

— Как ты думаешь, кто у меня родится? — спрашивала у мамы.

— Заранее не предскажешь. И программировать тоже нельзя. Зато вообрази, как ты обрадуешься! Смотришь — на руках у акушерки этакий комочек, обезьянка маленькая… например.

— Обезьянка — это хорошо. Ее в зоопарк сдать можно.

— Только сначала кормить, не забудь.

— Ну, это я понимаю… А что если вдруг родится слоник! Я буду выводить его гулять, и все обзавидуются.

— Замечательный вариант, — согласилась мама. — Тебе за него кучу денег заплатят и объявят благодарность за вклад в отечественное слоноводство. Ведь в самом деле, если бы все слонов рожали! Да у нас в городе было бы не протолкнуться от иностранцев! Они ходили бы в зоопарк и завидовали, как интенсивно проходит разведение слонов в нашем прогрессивном государстве. Ну, то есть не разведение, а… ты поняла.

— А слушай, вдруг слоненок будет тягать меня хоботом за грудь, когда я его кормить начну?

— Он же слабенький, в грудном-то возрасте. Зато если выйдет хищник — крокодил, например… тут я тебе не позавидую. Искусать может.

— Крокодил, ха! Наверно, не чаще, чем слон, рождается. У нас главный хищник — это собачка. Я другого боюсь, бр-р-р… как подумаю…

— Чего?

— Нет, мам, не скажу. Ну не скажу!! Страшно мне.

— А ты тихонько.

— Ладно, — прошептала я и добавила еще тише: — Паук! Ненавижу пауков. Они такие мерзкие…

— Паук — это еще ничего, — раздумчиво проговорила мама. — От него хоть польза есть. Он прясть умеет. И мух ловит. А вот когда, сказать к примеру, ежик — это хуже. Ну какая от ежика польза? Разве что на мясо, но сколько там мяса того. Нет, если уж выбирать, то я за неодушевленный предмет. Они всегда полезные.

— Например, телевизор, — подхватила я. — С дистанционным управлением. А то наш старый барахлит, три канала показывает. Или посудомоечная машина.

В соседнем подъезде, вспомнила я, как раз у одной женщины холодильник недавно родился. Она его выводит гулять, на проводке держит. Очень милый холодильничек — почему-то не белый, а розовый.

— Ты учти, — сказала мама, угадав мои мысли, — холодильник долго выкармливать нужно. Еще дольше, чем телевизор или мойку.

Мы так волновались, кто у меня родится, что в конце концов пошли опять в клинику, чтобы мне там сделали томографию. Медсестра ввела в кровь какую-то гадость, потом я легла под аппарат типа рентгеновского.

— Не шевелись, — строго произнесла медсестра, но я дрожала как в лихорадке. «Ну кто? Кто же это будет? А вдруг паук… Нет, не хочу! Лучше не знать заранее».

Я вскочила, меня принялись удерживать, а я все кричала:

— Не хочу, не хочу!

И убежала из кабинета, помчалась домой. Ну ее, обойдусь и без томографии!

Последние несколько месяцев оказались самыми трудными. Носить ребенка было тяжко, я устала.

— Рожать будешь быстро, — внушала мама. — Мы с тобой ширококостные.

И верно: прошла всего пара часов, я даже не очень мучилась. А родился — представьте! — мужчина.

Это случается очень редко, скорее в виде исключения. Мужчин бывает немного в нашей современности. А уж особенно, чтобы с рождения выглядел почти взрослым, только маленьким. Даже усы есть и волосы на теле. И пропорции нормальные.

Кормила я его полгода и очень к нему привязалась. Симпатичный такой мужчинка. Хватается за грудь и непонятно что лопочет. Умный — сразу видать.

Само собой, я понимала, что долго длиться такая благодать не будет. Государству и обществу мужчины необходимы, без них никакого нормального функционирования не получится. Так и вышло, через полгода отобрали моего ребеночка. Теперь уже может без грудного молока обходиться.

Тем знаменательным утром одела я мужчину во фрак и в галстучек. Взяла на руки, и пошли мы с моей родительницей в Дом матери и ребенка.

Там нас приняли люди все такие важные, обходительные. Говорили со мной как с ровней и благодарили за великое достижение. Потом вывели на сцену, а мама прошла потихоньку в зал и села среди зрителей. А народу была уйма — воодушевленные, радостные лица. Тысячи две, наверное. Внимательно на меня глядят и время от времени хлопают.

Я поставила малыша на стол. Мужчины, если вы не в курсе, уже через месяц после рождения начинают стоять. И ходить, и бегать.

— Ну, скажи что-нибудь, дитя, — попросила представительница комиссии.

— Ма-ма, — сказал мужчина басом и посмотрел в зал ясными глазами.

И зрители прямо ахнули, умилившись. В ладоши захлопали. Я вижу: мать моя достает платок и слезы радости утирает.

— За великий вклад в развитие общественного генофонда, — объявила председательница, — вам вручается благодарность и почетный диплом.

И вынесли мне благодарность, увесистую причем. «Ну, — думаю я, — на ремонт в квартире хватит». Диплом в конверте, а на дипломе четыре буквы: «МАТЬ». Теперь на стену повесим и будем хвастаться перед всеми.

Зрители опять захлопали, и меня проводили за кулисы. Председательница комиссии расцеловала меня, вымазав помадой; я дождалась маму, и мы отправились домой.

Все хорошо, ремонт мы начали. Мужчинку, правда, жалко: скоро соскучилась.

Но мы помозговали с родительницей и выход из ситуации нашли. У меня, как-никак, диплом воспитателя есть, а у мамы — знакомства. Можно попробовать устроиться в те ясли при элитном садике, где мой мужчина содержится.

И действительно, получилось. Теперь я неплохо зарабатываю и регулярно с малышом вижусь. Он учится говорить и читать. Как вырастет, глядишь — в меня и влюбится. Хотя до этого он садик оставит и пойдет в школу… А, ладно! Вот пойдет — так и начну думать, как в школу устроиться.

Одна проблема: садик на окраине города, и туда на маршрутке приходится ездить. А я опять беременна, и меня тошнит. Неудобно до жути, и устаю как лошадь.

Кстати насчет лошади — хорошо бы мне жеребенка родить… Ну, это несерьезно. Лучше уж авто. Так было бы здорово! Буду на машине ездить в садик.

Ведь автомобили, они растут быстро. Каких-нибудь несколько месяцев.

Вот только, говорят, кормить их надо не молоком, а бензином.

Но об этом думать пока не хочется.