ЛИЦО

Наталья Резанова

— Я больше не могу, Велле.

— Прошу тебя, забери корзину . Мне столько не надо, а ты опять останешься голодным.

— Я не про то. Не могу больше так жить. Понимаешь, я сильный, работы не боюсь, и Кару говорит, что, когда помрет, оставит мне кузницу. Но жить здесь, в глуши, ничего не видя, ничего не зная... Я мог бы добраться до какого-нибудь города, где есть настоящий Правитель, и поступить к нему на службу... Но я не этого хочу.

Велле в деревне считали сумасшедшим. Поначалу, когда он пришел и занял заброшенную развалюху на холме, принадлежавшую раньше семье колдунов, погибшей во время Всеобщего Истребления, жители даже испугались его, но потом, когда оказалсь, что это всего лишь больной старик, который приполз , чтобы спокойно умереть, он стал предметом насмешек и жалости. Но для Фарна разговоры со стариком были единственной отдушиной. Если бы в деревне знали, какие мысли посещают порой подмастерье кузнеца, смеяться бы в лицо над ним не стали, потому что он и вправду был силен, но жизнь его, и без того тоскливая, превратилась бы в подлинный ад.

— Даже если бы я был здоров, малыш, я бы ничему не смог тебя научить. У тебя нет дара, Фарн. Ты не можешь быть магом.

— Но я и не хочу быть магом, Велле! Я хочу знаний, настоящих, человеческих знаний, а не колдовских...

— В императорские школы тебя не примут без родословной... Знаю я, чего ты хочешь. Подняться на Гору и пройти под Аркой.

— Мгновенное знание... — начал Фарн.

— Можно это назвать и так, — оборвал его старик.

Оба молчали и оба думали об одном и том же: Велле о том, что пережил, Фарн об историях, слышанных им еще в раннем детстве. Впрочем, случилось-то все до его рождения. Тогда, когда завершились кровопролития, каковые в императорских эдиктах невнятно именовались «Войнами, Расшатавшими Основы по вине владеющих колдовским даром».Обычно их просто изгоняли из известных пределов. Но сорок лет назад император Дагда Благочестивый издал эдикт о всеобщем истреблении колдунов и ведьм, а также их книг. Книги сжигали, а их владельцев живыми закапывали в землю. Никто до этого и не подозревал, что в Империи столько народу занимается колдовством. Все бы ничего, но император в своем рвении вознамерился срыть Гору и разобрать Арку. Тогда рассеявшиеся по обитаемому миру уцелевшие маги собрались вместе, наложили на окрестности Горы могучие чары, поставили там дивных стражей и отвели дороги. Но на это ушло слишком много сил, и мало кто из магов пережил времена истребления. Велле был одним из них. О гонениях все давно забыли, нынешнего императора Дзампу Великолепного больше волновала не борьба за веру, а войны с вассалами. Об Арке забыли тоже, и все, что с ней было связано, оставалось только сказкой.

— Это всегда было трудно — добраться до Горы, — сказал Велле. — Не все прежние Знающие проходили под Аркой. И не все, кто прошел, становились магами.. Некоторые сходили с ума. Иные умирали. Я был уже зрелым мужчиной, когда решился пройти, и мне этого хватило на всю жизнь. И другим — тоже. Впрочем, был один, который прошел не меньше дюжины раз.

Голос его стихал и постепенно сошел на нет. Фарн подумал, что старику опять худо.

— Может, молока подогреть? — участливо спросил он.

Велле открыл глаза, и они у него были ясные.

— Не надо... Я думаю, до Горы и сейчас можно добраться... если найти хорошего проводника. Если бы у меня была хоть десятая доля прежних сил! А нынешние «маги»... Они измельчали, превратились в шутов и шарлатанов. Разве что... да, есть тот, о котором я говорил, единственный человек, который мог бы помочь тебе. Если его можно назвать человеком...

А сегодня Фарн даже не сумел принести старику поесть. Накануне к ночи деревню опять навестил Ламех со своими. Правда, на сей раз кто-то успел предупредить женщин, и они попрятались на болоте, куда с лошадьми не пропрешься. Ламех был в ярости, награбленного ему показалось мало, и он велел вытащить на площадь старого Гридо, про которого ходили слухи, будто у него где-то припрятана кубышка, и подпалить ему ноги. Фарн попытался было отбить Гридо, но даже не добрался до парней Ламеха. На него навалились сразу трое односельчан, в том числе собственный хозяин Кару-кузнец, скрутили, засунули в погреб и не выпускали, пока Ламех не убрался. А ведь у него было не так уж много людей... Но Кару кричал: « Ты что, хочешь, чтоб они нас всех пожгли?»

Велле слушал Фарна внимательно, потом сказал.

— Ты был прав. Уходи. Быть безземельным сиротой иногда не так уж плохо. Кару найдет себе другого подручного.

— А как же ты?

— Мне уже недолго осталось. Грех жаловаться, я и так прожил втрое больше, чем отмерено обычному человеку. Так что ты не огорчайся.

— Велле... в прошлый раз ты упомянул человека... То есть он — маг?

— Не уверен. Когда-то мы вообще избегали пользоваться этим словом. Хотя... мне всегда казалось, что он — не столько создатель магии, сколько создание ее... — несмотря на слабость, Велле оживился. — Впрочем, говоря о нем, ничего нельзя утверждать наверняка. Вот я сказал «один», но до сих пор не уверен, что он один... может быть, их несколько? Потому что обликов у него много. В молодости я много слышал о нем, а вживе встречал лишь дважды. Первый раз — лет шестьдесят назад, в Лабашту, при дворе тамошнего Правителя. Я занимался там своим ремеслом, а он служил стрелком в гвардии. А второй раз в Михале, после начала гонений — там они не были так страшны, как здесь — он принял облик женщины, рыбачки на Северном мысу... Да, пожалуй, тебе стоит попытаться разыскать его. Не думаю, чтоб он умер — после стольких переходов под Аркой! Не знаю, в каком облике он — или она — предстанет тебе, знаю только, что это будет человеческий облик. Не могу назвать тебе его имени, потому что сам не знаю. Но в любом обличии ты сможешь опознать его — или ее — по особой отметине: треугольному родимому пятну на левом виске.

* * *

Фарн покинул деревню на третий день после похорон Велле. Старик умер мирно, во сне. Фарн ушел бы на следующий день, но хотел собрать хлеба на дорогу. Больше у него ничего не было. Первым делом он решил выйти на тракт, и дойти до Батны — ближайшего города, осмотреться там, а после, может быть, податься в столицу. Вероятно, придется наняться на какую-нибудь службу — ведь не может он просто расхаживать и заглядывать в лицо каждому встречному. А насчет нанимателей... может, и есть что-нибудь на свете хуже рыцарей-разбойников вроде Ламеха, но Фарну трудно было это представить. Он не боялся. От зверей он рассчитывал отбиться палкой или ножом, а от разбойников — удрать. Тропы он знал хорошо, и на тракт вышел через два дня. Тут-то его и подстерегала первая неожиданность. Пройдя немного по пустынному тракту, он достиг перекрестка, где у обочины толпилась кучка людей, судя по виду — бродячих ремесленников, торговцев вразнос и крестьян. И все глядели в сторону леса. Там, на опушке, явно творилось что-то удивительное. Подойдя, Фарн увидел огромные босые пятки лежавшего под дубом мужчины. Голова разбита, лицо залито кровью. Он явно был без сознания. Рядом на коне возвышался огромный детина, в котором Фарн без труда узнал оруженосца Ламеха. Значит, лежащий был никто иной, как сам... Фарн приглянулся. Да, это он. Оцепеневший оруженосец даже не делал попыток помочь своему хозяину.

Кто-то схватил Фарна за руку.

— Хватит, парень, пошли отсюда, пока этот облом не очухался, и пока остальные не подъехали...

— Так ведь...

— Ладно, ладно, пошли.

Зеваки тронулись с места, и довольно шустро припустили по дороге. Фарну очень хотелось знать, что именно произошло на поляне, но пока никто не склонен был к разговорам, только по временам слышны были истерические смешки.

Все разъяснилось лишь когда все добрались до ближайшего постоялого двора. За крепкой оградой очевидцы чувствовали себя в относительной бпзопасности.

— Все из-за них началось, — сказал бродячий лудильщик, указывая на компанию коробейников. — Ламех подъехал на перекресок... ну, поборы, как всегда... А ему, известно, сколько ни дай, все мало. Врезал кой-кому, — он ткнул в сторону тщедушного человечка с красными рубцами на лице, оставленными плеткой.

— А тут подошел этот парень, — возбужденно перебил побитый, — и цап ламехова коня за поводья!

— Да, и так ловко, что скотина взвилась, и Ламех вылетел из седла. Ну, он споренько поднялся, вытащил меч, но даже замахнуться не успел. Парень меч выбил. Чудно так — ногой. И снова сшиб Ламеха, а пока тот подымался, подобрал с земли палку, и давай охаживать по бокам, как пастух на выгоне...

— Ламех же в панцире.

— Да, но шлем он с него сбил. Потом взял Ламеха за глотку и несколько раз двинул головой об дерево. Потом говорит: «А это все мне не лишнее», и никто глазом не успел моргнуть, как он стащил с того панцирь, меч, подхватил шлем, погрузил на ламехова коня, и только его и видели.

— И сапоги? — уточнил Фарн.

Возникло некоторое замешательство. Очевидно, счастливым обладателей сапог из лучшего красного сафьяна стал кто-то из собеседников Фарна.

— А этот его громила где был?

— Он подъехал, когда парень бил Ламеха. Но так одурел, что с места не двинулся.

— А какой он из себя, тот парень?

— Парень как парень. Простой... Совсем молодой, вроде тебя. Рожа круглая... довольно крепкий, но на силача не похож.

Пока они говорили, стемнело. Денег на постой у Фарна не было, но он не боялся ночевать во дворе.

Подкладывая под голову свернутую куртку, он обдумывал происшествиеЛамеху теперь конец. После того, как его одолел, избил и ограбил безоружный бродяга, ему не жить. Собственная ватага его просто порвет, как свора собак. Лучше б ему быть убитым на том перекрестке.

А хорошо бы, если у того малого оказалось родимое пятно на левом виске. Слишком, впрочем, хорошо, чтоб быть правдой. И слишком просто. Нет, скорее всего, получилось по пословице — на каждого разбойника найдется еще худший разбойник…

Продолжение читайте в журнале «Реальность Фантастики №8(36) за август 2006».