КНИГА ДРАКОНА. ЗУБАСТИК

Окончание. Начало см. в «РФ» № 8 (36).

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ЛЕДЯНОЙ ЖЕЗЛ

Эб неуверенно произнес:

— У меня была только бабушка Снок. Но на самом деле она не родная бабушка. Просто она меня воспитывала. И она хорошо вязала.

— Ну, это не удивительно. Многие женщины вяжут.

— Да, но... вот, посмотри... — Эбвин расстегнул пальто на груди и показал Кастеляну пушистый свитер. — Когда-то давно, когда я уже лег спать, мне захотелось пить. Я... я все забыл! — он остановился, вдруг осознав, что почти ничего не помнит о себе. — Кастелян, я забыл! Забыл, что со мной было раньше. Будто... будто у меня нет прошлого. Как такое может быть?

Магопес смотрел на Эба с непонятным смущением и молчал.

— Кастелян!

— Конечно, ты плохо помнишь. — магопес опять замолчал.

— Но почему?

— Ты говорил что-то про свитер. Продолжай.

— Кажется, я тогда вышел на кухню. Все уже легли, кроме бабушки Снок. Она всегда ложилась поздно, сидела на кухне с вязаньем. И мне показалось... — Эб смущенно посмотрел на эльфа с магопсом, внимательно его слушавших. — Вы только не смейтесь. В общем, мне показалось, что спицы висят в воздухе над ее коленями и двигаются сами собой. Она просто внимательно на них смотрела, будто управляла ими, но руками не трогала, и была так занята этим, что не обратила на меня внимания. А я очень удивился. И испугался. На цыпочках вернулся в свою комнату и лег. На следующее утро решил, что все это мне привиделось. Приснилось...

— А что стало потом с этой бабушкой Снок?

— Однажды утром она просто исчезла. Мы искали ее по всему городу, но не нашли.

Его слушали так внимательно, что Эб смутился еще больше. Махнув рукой, он пошел к статуе в центре зала. Под высокими сводами шаги звучали гулко, протяжно.

— Может, тебе это действительно приснилось, — заметил Кастелян, догоняя его.

— Теперь мне кажется, что вся прошлая жизнь была сном. Что я проснулся только когда познакомился с тобой, а потом с Гагрой.

— Это естественно, мы же из Цуката.

— Ну и что?

— А вот представь, что ты рассматриваешь черно-белую картину, на которой нарисована одна цветная фигура. Она покажется тебе ярче, оживленнее, чем все остальное. Мы с Гагрой — вот такие цветные фигуры на черно-белом фоне. Рядом с нами ты чувствуешь себя более живым, а все остальное, твое прошлое, отступает в тень, правильно?

— Я помню только, что раньше было теплее. Весь мир был теплее, а краски ярче. Теперь все стало более тусклым и зимы очень холодные.

— И это понятно. Да не переживай ты. Главное, теперь нам ясно, что ты можешь справляться с магическими вещами, чинить их.

— Но почему я почти ничего не помню?

— Сейчас я не смогу объяснить тебе.

Они пересекли зал и остановились перед статуей. В большом кресле сидел эльф-великан, левой рукой он упирался в подлокотник, правую, согнутую в локте, поднял перед собой на высоте груди. Казалось, что эльф собирался вскочить из кресла, но что-то помешало ему. Поднятая рука сжимала короткий жезл, увенчанный большой снежинкой с семью острыми лучами. Стены и пол зала, кресло и эльф — все внутри башни состояло из голубого льда, кроме жезла и снежинки на его конце.

— Ну и ну… — произнес Кастелян растерянно. — Надо же, не ожидал увидеть это тут!

— Она железная? — спросил Эб. — А рукоять деревянная, да? Почему они не ледяные, как все остальное?

— Потому что это волшебный жезл, — произнес Гаргантюа, опускаясь на одно колено перед статуей. — Мануил, эльфийский герой, победил им снежных медведей.

Его слова торжественным эхом разнеслись по залу. Эб рассмотрел гордый профиль Мануила, прямой нос, высокий лоб, и сказал Кастеляну, который стоял перед креслом, внимательно глядя на жезл:

— Я не понимаю. Расскажи.

— Да что там рассказывать. Эльфы жили в городе, им досаждали снежные медведи. Сейчас-то их не осталось, но в прошлом они много раз нападали на город, и эльфы понимали, что проигрывают войну.

А Мануил был героем. Эльфийские владыки узнали, что на вершине далекой горы в пещере живет древний демон гор, у которого есть жезл. С его помощью демон вызывает морозных псов, псов-призраков, когда хочет устроить в горах снежную бурю. Они послали Мануила к демону гор. Демон свой жезл, ясное дело, отдавать не хотел, у них с Мануилом произошла битва, и Мануила демона одолел. Но тот, умирая, проклял героя. Сказал, что жезл не принесет ему счастья. Когда Мануил вернулся с жезлом, снежные медведи как раз вновь напали на город и уже почти прорвались к Башне, где заперлись эльфийские владыки. Мануил с помощью жезла призвал морозных псов и превратил всех медведей в ледышки. Город ликовал, горожане славили героя, владыки вышли из Башни... и тут сбылось проклятье демона. Сердцем Мануила овладели алчность, жажда власти.

Гаргантюа все еще стоял в той же позе, низко склонив голову. Покосившись на него, магопес вскочил на колени великана. По поверхности венчающей жезл снежинки побежали золотистые искры, но Кастелян, не обратив на них внимания, продолжал свой рассказ:

— Мануил решил — раз он спаситель города, то и управлять городом ему. И прямо на площади всем об этом объявил. Владыки, ясное дело, не согласились с ним, да и горожане тоже, в общем, не были довольны. Герой-воин — это одно, а хозяин города — совсем другое. Сражаться-то он умеет, но в городском управлении ничего не смыслит. В общем, ему дали понять, что могут поставить ему памятник рядом с Башней, подарить новые доспехи, меч какой-нибудь — но владыкой города ему не быть. Мануил рассвирепел и пошел крушить всех направо и налево. Призвал псов-призраков, и они заморозили весь город, эльфийских владык, всех горожан, которые не успели убежать... Когда никого не осталось, Мануил пришел в себя, сел в кресло — и тут вдруг понял, что натворил. Обезумев от ужаса, он начал вставать и случайно направил жезл на себя. А может и не случайно. Ну и тоже заморозился, конечно. Интересная история, поучительная.

— Ага, — согласился Эб. — Так этот жезл, он, выходит, очень могущественный?

— Ну да, думаю, да, — тут магопес произнес что-то совсем непонятное. — Естественно, эльфы включили ее в свою легенду. Надо же была как-то объяснить ее существование...

На протяжении рассказа Гаргантюа молчал, стоя все в той же позе, а теперь заговорил:

— Души эльфов, не успевших убежать, заморозились вместе с их телами и до сих пор бродят по городу, тоскуя по свободе. Через Мануила проклятие демона пало и на них. С тех пор в этих горах всегда стоит зима, и лед никогда не сходит с горных озер. Жезл — могущественное оружие...

— А это мы сейчас проверим, — произнес Кастелян и, встав на задние лапы, зубами вцепился в деревянную рукоять жезла.

Эб не смог хорошо разглядеть, что произошло после этого. Зазвенело, искры на снежинке вспыхнули золотом, вокруг статуи закружилась метель из ледяных звезд. На самом деле звезды были сверкающими холодным огнем глазами четвероногих животных, состоящих из снега. Раздался вой, ледяные пальцы статуи разжались, и жезл упал на пол.

— Кастелян! — закричал Гагра, вскакивая и широко расставляя руки. Взвизгнувшего магопса отбросило прочь, прямо в объятия эльфа. Вдвоем они покатились по полу.

Гаргантюа упал навзничь, обеими руками сжимая Кастеляна. Когда вой потревоженных морозных духов смолк, эльф приподнял голову и увидел перед своим лицом приплюснутую морду магопса.

— Нельзя прикасаться к жезлу! — сердито сказал ему Гаргантюа. — Древнее проклятие...

— Чихал я на ваше проклятие! Псы — это лишь морозные заклинания... — магопес замолчал, услышав звук, раздавшийся в тишине позади них. Прозвучал голос Эба Эбвина:

— А он не холодный. Наоборот, теплый…

Эльф и Кастелян уставились друг на друга. Затем Гагра сел, а Кастелян, оттолкнувшись лапами от его груди, прыгнул на пол и повернулся.

Эб склонился над жезлом — острая грань снежинки глубоко вонзилась в пол, и деревянная рукоять торчала наискось вверх. Ладонь Эба лежала на ней.

— Нет, серьезно, — он глянул на Гагру и Кастеляна, потом ухватился за жезл обеими руками. — С виду — обычная деревяшка.

— Отойди! — взвизгнул Кастелян, но было поздно.

Ухватившись покрепче, Эб потянул и вытащил снежинку из пола.

Громкий звон опять разнесся по залу. Эб выпрямился, повертел жезл, рассматривая его со всех сторон, и спросил:

— Так мы можем оставить его себе?

От того места, где снежинка пробила пол, во все стороны разбежалась паутина трещин. Ледяные своды загудели будто колокол, сверху посыпалась снежная труха. Небесно-голубой лед побелел и стал распадаться кусками; рядом со вскочившим Гагрой в пол вонзилась сосулька.

Эб завертел головой, глядя на протянувшиеся во все стороны трещины. Расстегнув пальто, он сунул жезл за ремень.

— Эй! — нервно окликнул его Кастелян. — Оглянись!

Эльф и магопес расширенными глазами смотрели на что-то позади него, и Эбвин повернулся.

Ледяная статуя уже не сидела в кресле — Мануил стоял, широко расставив ноги, и глядел вниз, на человека. Взгляд голубых глаз уперся в жезл, массивная рука приподнялась. Эб попятился, развернулся и побежал вслед за спутниками.

Своды зала дрожали, голубой лед мутнел. Трещины становились все шире, сквозь них уже виднелось небо. Эбвин мчался к выходу, а позади звенели тяжелые шаги.

Вдруг стало темнее — весь проход скрыла дымная туша протомедведя. Нагнувшись, он просунул в башню голову и встретился взглядом с Мануилом.

— Назад! — Кастелян прыгнул влево, выскакивая из-под лап твари, Гагра и Эб метнулись за ним. Протомедведь, низко нагнувшись, пролез в башню. Часть ее просела, с треском раскололась, образовав еще один широкий проход. Беглецы бросились в него.

Разрушалась не только башня эльфийских владык. Весь город, будто белыми кустами, украсился фонтанами снега, которые выстреливали между сдвигающихся стен домов. Скрипя и содрогаясь, ломались мостовые, пласты льда вставали дыбом, поворачиваясь изломанными гранями к небу. Сотни призрачных силуэтов, бывших когда-то горожанами, превращались в тонкие извивающиеся струйки и растворялись, исчезая.

Позади, сжав друг друга в могучих объятиях, боролись протомедведь и гигант-эльф. Эб запрыгал по обломкам льда, догоняя Кастеляна и Гагру. Грохот над их головами заглушил все остальные звуки — башня обвалилась. Там, где она возвышалась раньше, повисло густое снежное облако.

* * *

Бардо взвыл от ярости. Такого он не ожидал — протоволк, а теперь еще и протомедведь... Вторая тварь точно должна была догнать беглецов!

Он устал, вызывая тварей. Всякому могуществу есть пределы. Да еще и книга сопротивлялась! И глаз на обложке смотрел так, что противостоять его ненависти становилось все труднее.

Но как только призрачный город разрушился, ярко-синий свет, затмевающий изображение в черном зрачке, исчез, и Тодол вновь увидел происходящее. Эльф в косматой шубе, человек и накрывающий Кастеляна колпак искр быстро удалялись от города, превратившегося в месиво синих красок. Враги спускались по склонам к большому горному озеру. Тодол наклонился, разглядывая его.

— Хорошо, — произнес он после паузы. — Вы сами идете ко мне.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

АГУ ДУРУ

Руины призрачного города остались позади и далеко вверху — стараясь побыстрее удалиться от них, путешественники преодолели несколько склонов и узких долин.

— Конечно, я теперь, грубо говоря, собака, — пожаловался Кастелян, переминаясь с лапы на лапу, — а собаки не носят одежды, но мне бы не помешала хорошая шуба. И есть хочется, мочи нет. Сколько мы уже не ели, а?

Магопес и Эб стояли посреди очередной долины, Гагра ушел вперед, на разведку.

— Последний раз мы завтракали в вагоне, — вспомнил Эбвин. — И все. Это было ранним утром, выходит, целый день ничего не ели.

Магопес склонил голову, нюхая снег. Сзади, слева и справа на фоне темнеющего неба высились три горные вершины, а впереди — очередной склон, к которому ушел Гаргантюа.

— Покажи-ка его еще раз, — попросил Кастелян. Когда речь касалась жезла, в голосе магопса появлялось уважение.

Эбвин сунул руку под пальто, осторожно достал жезл. Теперь, когда они покинули ледяную пирамиду, древнее оружие потеряло свою мрачную загадочность. Эбу казалось, что он держит в руках обыкновенный деревянный брусок с большой оранжевой снежинкой на конце. Вот только дерево имело необычный ярко-желтый цвет, а по снежинке иногда пробегали холодные искры.

— Вот, смотри... — Эбвин показал Кастеляну жезл.

— И ты ничего не ощутил, когда прикоснулся к нему?

— Нет, ничего. А что я должен был почувствовать?

— Что он должен был почувствовать! — Кастелян фыркнул. — Видел, как меня звездануло? Если б я был обычным псом, а не магом, превратился бы в головешку. Возможно, я принял на себя накопившийся в нем за все эти годы заряд? — магопес поднял переднюю лапу, собираясь дотронуться до жезла, но в последний момент отдернул ее. — Нет, спрячь. Дело не в том, что жезл разрядился. Дело в тебе.

— Но что со мной?

— Потом поймешь. Лучше спрячь его и не доставай. Как-нибудь позже я расскажу...

— А я догадываюсь, — перебил Эб.

На морде повернувшегося к нему Кастеляна было такое удивление, что Эбвин улыбнулся.

— Догадываешься? Но как? Не может быть... Ладно, расскажи, о чем ты догадываешься.

— Я сам — маг, — гордо произнес Эбвин. — Наверное, мой отец был магом, а мать — ведьмой. Они, как и ты, скрывались от какого-то могущественного врага. Может, это тоже был Бардо Тодол? Чтобы спрятать от Тодола, родители оставили меня в доме Шлапов. А затем в схватке с Тодолом они погибли. По наследству от них я и получил магические способности...

Кастелян захохотал, но по собачьи — то есть, оскалившись, громко зафыркал.

— Да ну, какой из тебя маг, Эбби. Все наоборот.

— Тогда расскажи, в чем дело! — обиделся Эб.

— Не могу. Боюсь, ты сойдешь с ума, если узнаешь. Серьезно. Или решишь, что с ума сошел я. Это окажется слишком неожиданно, ты сам должен догадаться, в чем дело... — он замолчал, когда из сумерек вынырнул Гаргантюа. Не приближаясь, эльф поманил их к себе и опять вернулся к склону.

Когда они подошли, Гагра глядел на заледеневшую поверхность широкого озера, раскинувшегося у подножия гор. Окруженные высокой изгородью, там стояли круглые белые домики. Между ними виднелись крошечные фигурки, все это освещали фонари, висящие на верхушках длинных мачт.

Из середины озера вздымалась гора с отблескивающими серебром склонами.

— Что это? — спросил Эб. Серебряная гора была очень высока. И необычной формы — внизу более узкая, кверху она расширялась, хотя вершины Эб разглядеть не мог: слишком далеко.

Кастелян сказал:

— Мы почти добрались до конечной станции Драгоценной Дороги. Тут же рядом добывают магрил, а заправляют здесь гномы. А это — Игла. Ее так называют, Игла. Там, в тайной пещере, спрятан Зубастик.

— Ты что, жил здесь? — удивился Эб. — Но ты же говорил, что пришел сюда из Цуката...

— Правильно. Я никогда не жил в Игле по-настоящему. Раньше ее не было в этом мире, она появилась внезапно, сама собой. Я хотел понять, что это. Добрался до нее и обнаружил, что Игла пронизана вкраплениями магрила. Случайно я обнаружил тайное место. Оно мне понравилось, я решил, что можно покинуть замок и перебраться сюда. Оставив Зубастик в Игле, я вернулся в замок — и там на меня неожиданно напал Бардо Тодол. Оказалось, что он уже некоторое время находится здесь, более того, он сам жил на Игле, только я не знал про это. Он усыпил меня. А Зубастик остался в тайном месте, под носом у Тодола.

— Но почему ты думаешь, что он не нашел Зубастик?

— Да потому что в таком случае мы бы с тобой сейчас не разговаривали. И потом, путь в то место... довольно необычный. Не всякий догадается воспользоваться им.

— Что такое Цукат? Где он находится?

— Цукат... — задумчиво повторил магопес. — Цукат — он везде. Он вокруг нас.

— Как это... — начал Эбвин.

Ниже по склону тянулась полоса редколесья. Чуткие уши Гаргантюа шевельнулись, уловив приглушенные звуки, что донеслись до путешественников из-за деревьев.

Вслед за Гаргантюа их услышал и Кастелян, а потом и Эб. Магопес обратил к редколесью кудлатую морду, Эбвин повернулся.

— Это откуда доносится? — Кастелян чихнул так, что длинная шерсть под его носом взвилась, а потом медленно опала.

Вместо ответа Гаргантюа стал быстро спускаться по склону. Помедлив, Эб с магопсом на руках последовал за ним.

На склоне росли вечнозеленые деревья неизвестной Эбвину породы, с длинными мягкими иглами вместо листьев, но на ели не похожие. Может быть, какие-нибудь карликовые горные сосны.

Миновав редколесье, путешественники очутились возле каменного изгиба. Под ним протянулось небольшое ущелье, вернее, очень широкая трещина, рассекающая склон. Внизу перемигивались огни фонарей, озаряющих озерную станцию, но здесь было полутемно. Лишь тусклые красные отблески, проникающие из глубины ущелья, извивались на снегу в призрачном танце.

— Тс-с! — Гагра приложил палец к губам и съехал со склона.

Ветер не задувал сюда. Шагая на удивление бесшумно, эльф двинулся вперед. Звуки стали отчетливее, теперь можно было различить, что они состоят из глухих ритмичных ударов — туммм... туммм... тумммм... — голосов, бормочущих что-то непонятное, и треска веток. Снег под ногами приобрел грязно-коричневый окрас, стало понятно, что недавно здесь ходило множество ног.

Ущелье изогнулось, Гагра остановился и выглянул. Эб, на цыпочках подойдя ближе, протиснулся между эльфом и каменным откосом.

За поворотом поросшие карликовыми деревьями склоны ущелья раздавались вширь, закруглялись, образуя небольшую уютную низину. Здесь горели костры, свет их озарял шатры из шкур, лежащих в снегу животных непонятной породы, замотанные в меха фигуры. Кто-то сидел, поджав ноги, другие, судя по доносившимся голосам, расположились внутри шатров, а остальные плясали вокруг длинного шеста, что торчал посреди поляны. К шесту, окруженному кольцом веток, был привязан карлик. Поодаль присевшие на корточки музыканты били в барабаны длинными палками с круглыми набалдашниками на концах.

— Эльфы? — прошептал Эб.

Гагра приосанился.

— Гордые и свободные!

— Откуда они здесь взялись?

— Они живут здесь. Кочуют по горам. Потомки тех, кто успел убежать из города до того, как Мануил заморозил его.

Звук барабанов стал громче и быстрее.

Те, кто танцевал вокруг шеста, были облачены лишь в штаны с бахромой. В свете костра блестели обнаженные торсы, босые пятки глухо стучали в утоптанный снег. Танцоры покачивались, то сходились к шесту, то отступали.

«Уда-а… буда-а… гуда-а…» — услышал Эбвин.

— Что они делают?

— Танцуют, — ответил Гаргантюа. Подумав, он добавил: — Поют.

— Это я понял. А вот... — начал Эб, но Гагра поднял руку, призывая его к молчанию.

Из-за шатров показался эльф, такой же дородный, как и Гаргантюа, и медленно пошел между плясунами. Те включили его в свой танец, стали двигаться, притоптывая и приседая, вокруг. Нарядом эльфу служили меховые штаны, меховая шапка и меховая жакетка, оставляющая обнаженными пухлые руки. В носу висело кольцо, из мочки уха торчала тонкая косточка, лицо украшали мазки красной краски.

— У-даа... бу-даа... гу-даа... — звучало со всех сторон.

В левой руке вождь держал длинный пылающий факел. Он остановился у шеста, между двумя горками веток. Связанный человечек, судя по всему, до того проявлявший не слишком большой интерес к окружающему, поднял голову и взглянул на него.

— Дабуа-бадуа? — вопросил у него вождь.

— Наверно, интересуется, готов ли тот к смерти, — подал голос Кастелян, которого Эб все еще держал на руках.

Эб постучал стоящего перед ним Гаргантюа по плечу.

— Они собираются сжечь его? Мы же вмешаемся?

— Нет, мы не вмешаемся! — немедленно откликнулся магопес, хотя его никто ни о чем не спрашивал. — Это величественный древний обычай, не хватало еще нам нарушать их традиции...

Рокот барабанов разом смолк, музыканты замерли, как и танцоры, склонившись к шесту в ожидании ответа. Карлик стал что-то говорить — и говорил довольно долго.

— Ууууу... — донеслось со всех сторон не то разочарованное, не то уважительное подвывание.

Вождь степенно кивнул и опустил горящий конец факела к веткам.

— Стой! — взвизгнул Кастелян, когда Гагра широко зашагал вперед. — Ты куда, старый увалень?

Услышав скрип снега, эльфы повернулись. Гагра, пройдя мимо них, остановился перед вождем. Эб тоже шагнул вперед, но на него никто внимания не обратил — все взгляды сосредоточились на двух почти одинаковых фигурах возле шеста. Вождь окинул Гагру внимательным взглядом, рассмотрел перья в волосах, золотое кольцо в ухе, и спросил:

— Кадука-мадука?

— Мануал-будуал, — откликнулся Гаргантюа.

— Рубабуд! — удивился вождь. — Агу?

— Дорхес-жорхес-хорхес, — принялся втолковывать ему Гагра. — Бандана-мандала?

— Ребабанд-далданд...

— Бандуба-дуба...

— Агу-агу, глюп гарбудан?

— Не агу, — возразил Гагра. — Не агу, а ага.

— Ууу... — вождь призадумался, теребя ожерелье из маленьких черепов, уютно устроившихся в густых зарослях черных волос на его широченной груди. — Губанедура, — заметил он наконец и, словно придя к окончательному решению, вынес короткий приговор: — Уба.

— Убааа... — зазвучало со всех сторон. — Убаа, глюп, убааа!

Потрясенный таким аргументом, Гагра отступил с открытым ртом, а вождь вновь опустил факел, намереваясь поджечь ветви. Тут Кастелян спрыгнул с рук Эба и, пробежав между ног эльфов, выскочил к шесту. Шерсть магопса была запорошена снегом, усы превратились в длинные ледяные колючки, хвост покрывали поблескивающие в свете костров ледышки.

— Сколько можно разговаривать? — завопил он, встав на задние лапы, а передними упираясь в живот вождя. — Ты, тупой эльф, тебе что сказано? Отпустить его!

Племя ошарашено замерло. Вождь, выронив факел, нагнулся, разглядывая пса с таким выражением, будто это была маленькая подушка, которая вдруг соскочила со своего места в изголовье кровати и залаяла.

— Уф! — выдохнул магопес, опускаясь на четыре лапы и презрительно глядя по сторонам. Одно из тех животных, что лежали в снегу по всему становищу, встало и медленно подошло к нему. Оказалось, что это мохнатая собака, вся, от лба до кончика хвоста, заросшая густой темной шерстью. Она уставилась на магопса.

— Чего надо? — небрежно спросил у нее Кастелян, поворачиваясь к собаке задом.

— Шатан? — обратился к Гагре вождь, уважительно показывая пальцем на Кастеляна. — Бандуба дуру?

— Шатан, шатан, — согласился Гаргантюа, выискивая взглядом Эбвина. — Агу дуру шатан.

Тем временем волосатая собака неторопливо обошла Кастеляна и опять вперила в него взгляд черных глаз.

— Отвали! — сказал ей магопес. Прыгнув за шест, он встал на задние лапы, вцепился зубами в веревки, стягивающие руки пленника.

Племя наблюдало за тем, как Кастелян, плюясь и фыркая, терзает веревки. В конце концов карлик отвалился от шеста, потирая руки, сделал несколько неуверенных шагов и уселся в снег.

— Дуру! — воскликнул вождь, вдруг захохотал, обхватил Гагру за плечи и, наступив на факел, потушил его.

— Дуру агу! Дуру агу шатан! — заголосило племя. Музыканты вновь ударили в барабаны, но теперь быстрее, так что разнесшееся над лагерем «тумм-тумм-тумм» зазвучало куда более радостно и празднично, чем раньше. Вождь подхватил карлика под мышки, высоко поднял над головой и пошел к самому большому шатру становища.

* * *

Вскоре все должно закончиться — беглецы почти пришли к нему. Бардо ожидал, что придется вызвать самую страшную зверушку своей галереи, но теперь понял, как решить дело иначе. Враги и так угодили в ловушку без его помощи.

— Надо лишь немного подтолкнуть события, — произнес Тодол.

Но пользоваться черной книгой больше не хотелось. Поднявшись, Бардо прошел вдоль своей галереи и в конце ее остановился. На высоком и узком гранитном цилиндре стоял скелет летучей мыши. Бардо очень аккуратно взял его и перенес на стол, где рядом с чернильницей и несколькими листами пергамента лежали семь дохлых крыс. Тут же находились три кувшина разной величины, а на куске холста — семь миниатюрных красных штанишек и семь копий размером с иголку.

Из ящика маг достал узкую черную ленточку. Взгромоздившись на угол стола, он написал на листе пергамента несколько строк, свернул его и лентой привязал к лапке скелета. Затем открыл кувшин, серебряной ложечкой зачерпнул содержимое и вылил на череп мыши.

Густая жидкость вспенилась, тихо зашипела и впиталась в кость. Бардо внимательно наблюдал за происходящим.

Вдоль тонких изогнутых косточек мыши пробежала рябь.

— Давай, давай! — произнес он.

Скелет пошевелился. Собственно, это был уже не скелет — он покрылся кожей, между косточками крыльев протянулись тонкие перепонки. Только череп остался прежним.

Летучая мышь пискнула и изогнулась, пустые глазницы уставились на свернутый в трубочку пергамент, привязанный черной лентой к лапке.

Вниз, — приказал Бардо Тодол. — Лети вниз, передай послание.

Продолжение читайте в журнале «Реальность Фантастики №9(37) за сентябрь 2006».